"Анна-Мария Зелинко. Дезире " - читать интересную книгу автора

меня болели челюсти.
Телега, окрашенная в красный цвет, привезла к эшафоту мужчин и женщин.
Они были в элегантных туалетах, но к их платью прилипли грязь и солома, руки
у всех были связаны за спиной, а кружева на жабо и рукавах разорваны и
болтались клочьями.
Площадка возле гильотины была засыпана опилками, но на площади сильно
пахло свежей кровью, так как утром уже была казнь и свежими опилками
засыпали еще не высохшую кровь. Гильотина тоже была покрашена красной
краской, как и телега, но краска потемнела, и на ней были видны ржавые
подтеки.
Первым к машине подвели молодого человека. Его вина была в том, что он
поддерживал переписку с врагами Революции, скрывавшимися за границей. Когда
палач подтолкнул его к возвышению, он разжал губы. Думаю, что он просил о
чем-то. Потом он опустился на колени и положил голову под машину. Я
зажмурилась и услышала стук упавшего ножа.
Когда я открыла глаза, палач держал в руках голову. Лицо было бледным,
большие глаза широко открыты, и мне показалось, что он смотрит прямо на
меня. Сердце мое остановилось. Рот на бледном лице отрубленной головы был
открыт, и мне почудилось, что голова сейчас закричит. Этот беззвучный крик
не кончался.
Кругом смущенно переговаривались люди, кто-то всхлипывал, какая-то
женщина истерически смеялась. Потом все звуки отошли от меня, и все стало
как в тумане, на глаза мне опустилась черная вуаль... а потом меня вырвало.
Пришла в себя я оттого, что меня ругают, так как я запачкала чьи-то
ботинки. Однако я опять закрыла глаза, так как не могла видеть эту ужасную
голову, это бледное лицо, кричащее немым криком.
Мари была очень сконфужена моим поведением и вывела меня из толпы. Надо
мной смеялись.
А вечером я не могла заснуть и теперь часто, перед тем, как заснуть, я
опять вижу так ясно эти мертвые глядящие на меня глаза и представляю этот
беззвучный крик.
А тогда, когда мы вернулись домой, я расплакалась и долго не могла
успокоиться. Папа взял меня на колени и сказал:
- Французский народ веками жил под тяжелым гнетом. Его страдания зажгли
два пламени: пламя справедливости и пламя гнева. Пламя гнева погаснет,
залитое волнами крови, но другое пламя, священное пламя справедливости,
дочурка, никогда не погаснет.
- Ведь правда, папа, Права человека никогда не будут отменены?
- Никогда. Они не могут быть отменены. Даже если они будут запрещены,
они все равно будут жить в сердцах народа. Те же, кто пытается их отменить,
будут самыми большими преступниками в глазах истории, и все равно,
когда-нибудь, может быть в другом месте и в другую эпоху, люди вновь скажут
эти слова, вновь потребуют свои права на свободу и равенство.
Когда папа говорил это, его голос звучал как-то особенно. Мне
показалось, что я слышу голос самого Бога. И чем больше времени проходит с
тех пор, как я слышала от папы эти слова, тем больше начинаю я понимать, что
хотел сказать мне мой добрый папа. Сегодня ночью я чувствую его так близко к
себе!
Я очень боюсь за Этьена, я боюсь завтрашнего визита в Дом Коммуны. И
вообще, ночью всегда все кажется страшнее, чем днем.