"Михаил Зайцев. Час бультерьера ("Русский ниндзя" #3) " - читать интересную книгу автора

научить девочку "тайки-куэн", что в переводе означает "кулак великого
предела". И не стоит бояться грубого "кулак" в сочетании с романтическим
"великого предела". Да, тайки-куэн - это прежде всего один из видов
единоборств, придумали его китайцы, на их языке он называется
"тайдзи-цюань". Да, техника тайдзи-тай-шоу, что означает "толкающие руки",
является грозным оружием, но упражнения по методикам "великого предела" -
это еще и самый короткий, самый эффективный и самый безопасный путь
гармонизации жизненных сил.
Недаром Великий Кормчий, товарищ Мао, собрал когда-то лучших мастеров
тайдзи и повелел создать комплекс упражнений для оздоровления нации.
Недаром созданный по указу Мао комплекс из двадцати четырех плавных
движений хитрые западные капиталисты позаимствовали у Красного Китая и
заставляют его разучивать тружеников передового капиталистического
производства.
Недаром в СССР в разгар перестройки тайдзи-цюань приобрело ажиотажную
популярность "... Впрочем, вьетнамский дедушка советовал обучать Зою
"великому пределу" в те времена, когда Горбачев целовался с Брежневым...
Однако, раз уж зашла речь о тайдзи в СССР, признаемся честно - у
отечественных фанатов сего мягкого стиля кунг-фу ни здоровья, ни боевых
навыков не прибавлялось, как бы они ни фанатели, поскольку не было у нас
Учителей, сравнимых - хотя бы сравнимых! - по классу мастерства с
Наставником, коего порекомендовал Зонному папе знахарь из деревушки в
окрестностях города Ханоя.
Знахарь поведал, где в Ханое практикует Настоящий Мастер, разрешил при
знакомстве с Мастером сослаться на себя, светлейшего, и вскоре мама начала
водить малышку Зою на занятия к старику-китайцу.
Он был "хуатяо", Зоин Учитель, то есть китаец, живущий за пределами
Поднебесной. К хуатяо коренные жители Вьетнама относятся так же, как
российский интернационал к евреям. В том смысле, что кто-то относится к ним
адекватно, а кто-то наоборот. Поначалу китайский Мастер просто побоялся -
пуганый был - отказать семье советского специалиста, тем паче что русский
сослался на авторитетного знахаря из числа национального большинства. Потом
Мастер проникся к белой девочке любовью и жалостью. Узкоглазые люди вообще
очень чадолюбивы. Затем девочка начала крепнуть и делать первые успехи, и
он стал жалеть ее еще больше. Мастер разглядел в ней искру недюжинного ума,
он знал, что умным жить в этом мире гораздо труднее, чем всем остальным,
отсюда и острая, щемящая жалость, пронзающая иглой его доброе сердце.
Мастер плюнул на табу, на запреты делиться секретами Искусства
"великого предела", которые веками оставались достоянием его семьи, и
научил малышку притворяться простой, становясь сложной, добиваться своего,
соглашаясь со всем, казаться побежденной, когда выигрываешь, и
победительницей, когда поражение неизбежно.
Он учил ее без слов. Его вопросами были пассы "толкающих рук", ее
ответами - понимание сути его движений. Он учил ее находить в себе все
ответы на любые вопросы. Его наука походила на игру, на веселую забаву
взрослого с малышом. За малостью лет девочка не осознавала, чему ее учат и
что ее вообще учат чему-то. Но она училась, и он ее учил.
Думала ли мать девочки, с умилением наблюдая за "игрой" старого
китайца с малышкой, что много-много лет спустя, после смерти Зонного отца,
после Зонного неудачного замужества, после того, как Зоин институтский