"Юрий Завражный. Забыть адмирала! " - читать интересную книгу автора

замотал головой. С другой стороны - все, что ни происходит на свете, угодно
Богу. Ибо кто же правит всем на свете, если не Бог? Но почему тогда Он
позволяет вот так запросто распоряжаться собственной жизнью, отнимая у
самого себя то, что принадлежит не человеку, но исключительно Господу? А
потом еще и карает самоубийцу в геенне. Стоп... А если не у себя? А если у
других? Убийство тоже грех, однако... вот, например, завтрашний бой. Офицер
пошлет в бой матроса, и тот пойдет. И его убьют. А перед тем он сам убьет
своего противника, кого-то, за кем стоит такой же офицер и такой же
капеллан, только с Библией на другом языке...
И все это угодно Богу?
Капеллан понял, что напрочь запутался в казуистике догм, а потому
закрыл чернильницу, аккуратно обтер перо и спрятал его в шкатулку.
Решительно отбросив пугающие размышления, Хьюм остановился на выводе,
который был сделан им самим уже довольно давно и который уже не раз выручал
его в минуты тягостных раздумий.
Все просто. Коли человеку не хватает душевных сил, то он, капеллан,
должен ему их дать. Неважно когда - перед боем, перед смертью или после.
Облегчить страдания ближнего, суметь найти и сказать ему единственно нужные
слова. Поделиться своими душевными силами. Но чтобы поделиться, необходимо
иметь избыток. Где его взять? Просить у Бога. И Бог даст, всегда даст, как
давал до сих пор. Ибо просить у Бога не стыдно - если просишь не для себя. А
сложности философии можно оставить на потом. На старость, которую Хьюм
намеревался провести в родных долинах южного Уэльса. Только и всего.
Капеллан задул пламя подвешенного к подволоку светильника, поднялся на
верхнюю палубу и пошел на корму, подставляя лицо влажной ночной свежести
Авачинской губы. У кормовой коффель-планки правого борта он заметил одинокую
черную фигуру. Кто-то из офицеров стоял к нему спиной и курил трубку, пуская
призрачные клубы серого дыма в неверные пляшущие отсветы зажженного
кормового фонаря. Помедлив, капеллан решил приблизиться и, легко кашлянув,
обнаружить себя. Но на звук шагов офицер обернулся, и Хьюм узнал Ричарда
Барриджа.
- Не спится, сэр кэптен? - словно извиняясь, спросил капеллан.
- Увы, мистер Хьюм, - Барридж грустно улыбнулся. - И надо б выспаться,
да сон никак не идет. Вижу, вам тоже.
- Я знаю, какой вопрос не дает вам покоя, сэр, - сказал капеллан после
недолгой паузы, видя, что кэптен Барридж опустил взгляд вниз и тупо
рассматривает носки своих сапог.
- Я знаю, что вы знаете, - подняв глаза, ответил Барридж. - Но известен
ли вам ответ, отец Томас?
- Вынужден вас огорчить, мой капитан, - сказал Хьюм, вздохнув, - ибо
ответа я не знаю. Знают только они двое - он сам и Всевышний. Но нам они не
скажут ни слова.
- Но почему же, мистер Хьюм?
- Что - почему? - спросил капеллан чуть лукаво, ибо хотел тончайшей
шуткой хоть немного поднять настроение своему капитану, которого, как
кажется, застал в минуту душевной слабости, а на нее имеет право каждый
живой человек. - Почему "не скажут"? Или почему застрелился?
- Мистер Хьюм, я отлично понимаю причину вашего, с позволения сказать,
юмора. Не нужно, прошу вас. Я в норме, не стоит беспокоить себя понапрасну.
- И, тем не менее, вы изволили задать этот вопрос. Почему... Я,