"Сергей Михайлович Зарубин. Трубка снайпера " - читать интересную книгу автора

поработителями. Поток писем все нарастал: помнили люди о фронтовых подвигах
снайпера, хотели знать, как сложилась жизнь солдата в послевоенные годы.
Одно из писем, так не похожее на другие, переслала Номоконову редакция
"Комсомольской правды".
"В вашей газете я узнала, - говорилось в послании неведомой Луизы Эрлих
из Гамбурга, - сколько фашистов убил Семен Номоконов в годы всеобщего
смятения. Как я поняла, он, убивая фашистов, считал их посредством отметок
на своей курительной трубке. Мой сын тоже погиб на войне, как мне сообщили
очевидцы, - от руки русского стрелка, недалеко от Ленинграда. Спросите
Номоконова: может, на его трубке была отметка и о смерти Густава Эрлиха?
может, он помнит, как упал от его пули и этот фашист?
Я прочитала, что ударник Номоконов живет сейчас в Забайкальском крае.
Не стало у него трубки с отметками о наших сыновьях, обманутых Гитлером, и
солдаты нового поколения подарили ему новую. Чтобы он не забыл о войне и
крови? Номоконов перенес на новую трубку отметки о своих жертвах? Он готовит
новых истребителей? Женщина, потерявшая на войне последнего сына, хотела бы
знать: молится ли человек со столь большими заслугами?".
Из огромного западногерманского города до маленького селения Нижний
Стан, недавно появившегося на севере дремучей забайкальской тайги, недобрым
эхом минувшей войны донеслось это письмо.
"Мы перевели его полностью, - писали товарищи из "Комсомольской
правды", - и копию посылаем вам. Немецкая женщина из Гамбурга не указала
своего точного адреса - будем отвечать ей в газете. Просим подробно написать
о своем боевом пути. Расскажите, Семен Данилович, за что вы убили гитлеровца
Густава Эрлиха? Ждем от вас самого подробного ответа".
В эту ночь бывшему снайперу снились тяжелые сны. Будто он, огромный и
сильный, с винтовкой в руке, неторопливо ходил по заснеженным улицам
Ленинграда и, рассматривая развалины домов, нигде не видел людей.
- Ты опоздал! - глухо слышалось из-под земли. - Поздно, снайпер,
поздно...
Все заволоклось туманом, но вот знакомое, не раз повторяющееся видение
снова пришло во сне к бывшему снайперу. По асфальту большого германского
города, печатая шаг, отправлялся на войну батальон молодых немецких солдат.
Веселые, с цветами и оружием в руках, с засученными рукавами армейских
рубашек, ряд за рядом, они возникали в перекрестии оптического прицела и
после выстрелов падали в клубящуюся яму.
Номоконов проснулся, потрогал тяжелую мочку уха, в которой до самой
смерти решил хранить залетевший в нее германский металл, задумался:
- Эка, война проклятая, опять приснилась. Который был ее сын? Когда
посадил на мушку парня, где?
Глубокой ночью засобирался в тайгу бригадир плотников.
Закинул за плечи котомку, взял старенький дробовик, трубку, табак...
Там, вдали от селения, в глухом распадке, у костра минувшее лучше
воскресится в памяти. Все вспомнит он, а потом ответит людям. И германской
женщине отправит бумагу. Будто не знает али забыла, что натворили на
советской земле ихние сыновья, и теперь исподтишка насмехается, упрекает.
Может, и самого Густава вспомнит Номоконов - попадали под Ленинградом
гитлеровские разбойники на мушку его винтовки. Случалось, в упор бил, глаза
врагов видел в оптический прицел.
Ответит Номоконов, ответит...