"Сергей Михайлович Зарубин. Трубка снайпера " - читать интересную книгу автора

понадобилось возить. Дали парнишке порошок, сделали укол, и пропал жар,
который уносил детей в могилу. С тех пор прочь гнал Номоконов шаманов и не
слушал их речей.
- Еще один секрет слушай, лейтенант. На оружии у тунгусов из рода
хамнеганов ведется и такой счет: на прикладе маленькими точками, в кружок,
отмечают они убитых волков. Закон тайги так велит: даже если один патрон
остался и сохатый на мушке, а увидел волка- стреляй. Это самый вредный
зверь, сильный и хищный, вечно голодный и жестокий. Изюбрей и коз выгоняет
на лед, молодняк травит, птенцов жрет. А людям как вредит! Хоть русским,
хоть эвенкам али бурятам. К домам и юртам подбегает, оленей давит, овец. Не
сожрет, не унесет, кровью захлебывается, а все одно режет. Совсем бешеные
есть - слюну по улицам разбрасывают, в дома к ребятишкам лезут. В колхозе
было так: тот выходил в почетные люди, кто пушнины много сдал и больше всех
хрящиков положил на стол.
- Каких хрящиков?
- По-особому травили вредного зверя, лейтенант. Убьет охотник волка,
отрежет кончик хвоста и в тряпочку завернет. Не обдирали шкур, брезговали.
Для показа в правление приносили... Точки на оружии и хрящики с шерстью от
хвоста - вот и верили.
- Понимаю, - сказал Репин. - И волков вы много перебили?
- Много, - сказал Номоконов. - Которые уцелели - на север подались.
Мало кто ушел, самые умные разве.
Человек из тайги давно решил при каждом удобном случае не упускать
фашистов - все равно что волков. Когда солдат вернется в село, то люди,
которые провожали его на фронт, спросят, поди: "А что делал на войне
охотник, которому еще в далекие годы детства дали прозвище Глаз Коршуна".
Шибко острый глаз у этих птиц, которые живут в ущельях близ Нижнего Стана.
Седые люди, оставшиеся в селе, не хотят, чтобы погасла заря новой жизни. Они
хотят, чтобы мир был кругом, согласие, дружная работа, радость и песни.
Однако придется рассказать о своей охоте весной, на празднике урожая - так
всегда бывает.
- Что за урожай весной?
- Обыкновенный, - сказал Номоконов. - У нас урожай перед зеленью
считают. Охоте конец, пушнину сдал - веселись! Вот тогда пляшут люди, целый
день хороводы водят. Мужчины в цель стреляют, старикам об охоте
рассказывают, советы слушают, о новом сезоне говорят. Издавна этот праздник
был и при царе. Только шибко пили тогда, а потом молились и снова уходили в
тайгу. Хоть ястреба глаз, хоть соболя, а все одно нищими были. Меня, стало
быть, и крестили на таком празднике: до пятнадцати лет Хореука-ном,
Маленьким Коршуном, называли. Русский поп приехал на праздник, медный крест
дал, бумагу. Однако двух седых соболей за это взял. Вот и стал Семеном. Свой
бог остался - бурхан, да еще православного подвезли. Молись! В колхозе
осмотрелись таежные люди, лейтенант, при Советской власти.
На казенной винтовке нельзя отметки ставить - скажут, портишь. Да и
отобрать ее могут, заменить. Вот почему Номоконов вчера опять разжег
костерик, раскалил проволочку и, потихоньку напевая старую родовую песню
доброй охоты, поставил на своей трубке еще несколько точек. Не понимает
саперный командир, сержант Коробов, подозрительно смотрит, ругается. Опять,
говорит, шаманишь? Каждая точка-это фашист, который уже не сделает ни одного
шага по нашей земле! Вот это - первый, гляди. По лесу он бродил, наших птиц