"Алексей Зарубин. Круги на песке (Песни забытых миров) " - читать интересную книгу автора

голоду, конечно, умереть тоже не дадут, напротив, любой, даже самый нищий
обитатель деревеньки с большим удовольствием накормит нас. Но вот какая
беда: по здешним законам или обычаям, имеющим силу законов, - если ты ел
чужой хлеб, то кормилец становится твоим работодателем до той поры, пока не
решит, что отработано все съеденное и выпитое. То есть практически навсегда.
И попробуй ослушаться или сбежать, накажут так, что если выживешь, на всю
жизнь научишься кротости и смирению. Хотя сервов хозяева не сильно
мордовали, наверное, берегли рабочую силу, которую при случае могли выгодно
продать или обменять. Родню наказывали не в пример суровее.
Глаз на наше имущество и женщин местные положили с первого дня
проклятого гостеприимства, в которое мы вляпались по самые ноздри. Мне
кажется, вся деревня считала дни, когда оно закончится. В городах, по
слухам, при некоторой ловкости можно перетереться, но до, ближайшего из них
берегом никак не добраться, в первой же деревне повяжут. Сразу за скалами -
пустыня, она тянется на сотни километров в глубь континента. Идти к оазисам,
говорили рыбаки, верная гибель. Караванные тропы запутаны, многие ведут в
никуда, везде песок и камни, камни и песок.

Палатки беженцев стоят на отшибе. Некогда блестящая термоткань
превратилась в жалкие лохмотья, заплатка лепилась на заплатку, крепежные
стержни изогнуты и местами словно изжеваны. Очевидно, до того, как они
попали на склад бюро по трудоустройству, палатками пользовались долго,
интенсивно, но не по назначению. Мы были благодарны и такой крыше над
головой - некоторые из жителей Райской Рыбалки жили в землянках. На группу
выделили три палатки. В самой большой слева от нас вчетвером ютились
Волковы, а справа Керби, мой бывший служащий, и его младший брат, тихий,
неразговорчивый Лепс. Спать в палатках еще можно было, а вот вещички
приходилось сторожить по очереди, да и то не всегда уследишь за шустрым
голозадым мальцом, норовящим утянуть, скажем, рюкзак с нехитрым скарбом или
что еще под цепкие пальцы подвернется. И только попробуй отшлепать или даже
прикрикнуть на вороватого карапуза - тут же сбегутся все деревенские
бездельники! Начнут укоризненно качать головами, старухи обязательно
попрекнут гостеприимством, а староста примется угрожающе покачивать символом
власти - тяжелым посохом на каждый день. Был еще праздничный посох, который
извлекался в особых случаях и, скорее, походил на топор с длинной ручкой,
потому что две пластины, кажется, из очень твердой керамики, вбитые в
древесину, превращали его в какую-то нелепую секиру.
Староста Маас доставал ее во время свар с обитателями Райской Рыбалки
или разборок с родней, как мне казалось, покушавшейся на его власть. В
остальное время он прятал секиру от редких гостей - торговцев соусом и
чиновников, наведывавшихся сюда вместе с торговцами или по своим делам:
например, проверять, чтобы разделочные ножи были не длиннее положеного. Я
так понял, что это отголоски давних смут, память о которых осталась разве
что в циркулярах местных бюрократов.

Сыновья Волковых наловчились неплохо чинить сети и конопатить лодки.
Одну старую развалину, догнивающую на камнях, они чуть ли не из щепок заново
собрали и спустили на воду. Староста забрал лодку себе, а в знак одобрения
выдал им связку сушеной рыбы.
Если мы застрянем здесь, Волковых, по всей видимости, староста заберет