"Герман Леонидович Занадворов. Дневник расстрелянного " - читать интересную книгу автора

Евангелист:
- Он на память знает. Леонидович, прочти песню.
Читаю.
Командир:
- Хорошо, Петя? Очень хорошо. Надо обязательно переслать. Мы ее будем
петь.
Политрук:
- А вы политически стойкий. Листовки тоже можете писать. Надо вас
забрать. У нас в крупных отрядах есть политотделы. Есть политуправление
второго фронта.
- Пожалуйста, товарищи, я в вашем распоряжении. Смотрите, как
целесообразнее. Только у меня два условия. Первое - я не могу по здоровью
много ходить. Второе - у меня жена. Она прошла со мной везде по фронтам, и
она тоже журналистка.
- Это можно. У нас девушки есть, - сказал командир. - И не все же
отряды пешие. Есть такие, что передвигаются только от села к селу на
лошадях, подводах. Мы сообщим в политотдел своего отряда. Так договорились?
Присмотрясь к командиру: в таких условиях он поражает своей
подтянутостью. Тонкое длинное лицо. Брит, только легкие бакенбардочки на
лице, кольцо большое с камнем. Думаю: "Как они изменились, наши ребята. Как
их подтянула война". Он чуть кокетничает, командир.
Разговор переходит на общие темы. Что в соседнем селе? Командир очень
заинтересован, что там есть националисты. Интересуется отношением поляков. Я
говорю откровенно, резко. Это их, кажется, охлаждает. Говорил о мещанах и т.
д. Входит один. Рапортует, что посты расставлены. Командир резко:
- А кто стрелял?
Тот что-то бормочет.
- А кто вопил? Никто? Ну ладно, идите, идите.
Раньше командир по поводу песни: "Это надо распространить. На меня она
и то подействовала. А ведь меня агитировать не надо. А представляете - для
молодежи!"
Интересуется сапогами одного бойца.
- Текут? Плохие? Вот у меня сверху будто хорошие, а тоже текут. И
портянка гниет, как немецкий тыл.
По другому случаю:
- Теперь хорошо. Они тыл нынче не могут удержать. Мечутся туда-сюда. А
было время - мы из леса носа не показывали. Эта зима для них последняя.
Политрук интересуется, когда моту принести рассказы. Ухожу за
рукописями. Мария идет из хаты Евангелиста домой. К ней в темноте сестра
Евангелиста:
- Ой, хоть бы побачить. Яки воны наши.
Рукописи Мария приносит в голенище сапога. Просматриваю, уношу дальше
также. Все в другой хате, возле приемника. Там орудует Евангелист. Командир
и политрук припали к наушникам. Пара партизан стоит молча.
Наконец, политрук порывисто ставит лампешку на лавку, начинает быстро
просматривать одну, другую рукопись.
- Так обязательно вторые экземпляры. Условились?
Позже командир.
- Петя, перепиши песню.
Переписываю сам.