"Герман Леонидович Занадворов. Дневник расстрелянного " - читать интересную книгу автора

Вторая полоса.
Сообщение: "Червона армия переможно наступае". Это о первых днях
прорыва на Дону. Данные за одиннадцать дней - с 16 по 26 декабря. Над
газетой, где "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" бывало - "Смерть
немецким оккупантам!"
Маруся читала, останавливаясь от волнения, от спазм, сдавливающих
горло. Старик сидел, отвернувшись к окну, чтоб глаза не выдали.
Я же чувствовал, что весь натянут, чтоб не пропустить, увидеть то
новое, что есть в лозунгах, задачах, обстановке, наконец, в языке. Но почти
все было привычно. Привычен ритуал торжества - с приветствиями, выборами
президиума. Привычно настроение доклада и писем: до войны Украина жила
полнокровно счастливо. Сейчас она в пепле, огне, крови. Но мы победим и всё
восстановим! Пестрят выражения "вольнолюбивый украинский народ",
"трудолюбивый украинский народ".
О немцах так: "бандиты", "гитлеровские бандиты", "за кровь наших отцов,
матерей, братьев, сестер польются реки черной фашистской крови". Партизан
называют "местники" - мстители.
"В крови и пепле лежит Украина", "немцы превратили Украину в чертово
пекло, которое они называют "новым строем". Говорится, что только за восемь
месяцев было расстреляно на Украине два миллиона мирного населения.
Приводятся полные списки сожженных немцами сел. "Украина клокочет гневом".
И все же. Слишком официально. Слишком по шаблону. И мелко.
Перечисление, а не раскрытие фактов. Фразы. А гнев в фразах не клокочет.
Слова жидки. Они те же, такие же, ибо люди, что пишут, не прошли сами через
чертово пекло. И они видят статистику, а не жизнь, как видим ее мы. И я
понял, что чертовски нужен там и чертовски нужны мои слова. Мои мысли. Черт
возьми, почему я здесь!
21 апреля 1943 г.
На Уманщине уже недели две идет отчаяннейшая ловля в Германию. Такой
еще не было. Началось в Ладыженке, Антоновке, Юркивке. Потом в Умани. На
улицах. В театре, на базаре. Наконец, в бане и церкви. В Благовещенке
оцепили собор. Забрали всех. Правда, молодежи было мало. Забрали попа, потом
отпустили. Полицаи:
- Нет, пусть работает. Он еще нам соберет...
И поп не протестовал. Не предал анафеме осквернителей храма. Поп дрожал
за себя: не дай господь, в Германию заберут! Такие они, пасторы.
Прошло несколько дней - началась настоящая ловля. Выехали полицаи свои,
чужие. Немцы, двое, шли посредине улицы, как полагается охотникам. Полицаи,
как полагается собакам, бегали вокруг по хатам и дворам. Начали с т. н.
Кутивки - отдаленной части села. Она от остального отделяется центральной
дорогой. На дороге встали патрули - никого не пропускать, чтоб не сообщали,
что началось. Все равно узнали. Пошло повальное бегство молодежи. У нас
почти в каждой хате появился кто-нибудь из колодян. На огородах запестрело:
они помогали хозяевам копать, садить. Очень многие засели в скалах возле
начала Вильховой, откуда видно Колодистое хорошо. Старик видел, как вечером
устраивались на ночь хлопцы и девчата в ямах возле развалин "Червового
млына". В самую мельницу не решались - там раньше искали. Многие
устраивались под скирдами (там были колодяне и городищенские: в Городище
тоже ловили). Наблюдатели лежат на скирде. Там же многие и ночевали. По
долине у нас тоже бродили. У скирд на солнце и холодном ветру сушились три,