"Виталий Александрович Закруткин. Помнинька (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

сражаются с немцами в Африке... Затем норвежцев угнали куда-то, мы
окончательно порвали связь с внешним миром и превратились в колонию
робинзонов.
Потом к нам пришла тоска. Она подкралась незаметно, неслышно, как
лесной зверь. Я первый стал тосковать. Я больше не мог работать в
оранжерее. Я бродил по лесу или ложился где-нибудь на поляне и часами
смотрел, как по голубому небу плывут белые облака. Я думал о том, что над
моей родиной, такой влекущей и далекой, тоже, может быть, плывут белые
облака, но там сейчас происходит то, что непохоже на нашу тихую жизнь
среди цветов...
Как птица с перебитыми крыльями, я усаживался где-нибудь на пеньке и
без конца смотрел на небо. Эх, если бы взлететь! Хоть один раз пережить бы
еще радость боя и почувствовать свою силу...
Дик Смайлз тоже стал хандрить. Этот самый Дик был простым парнем, до
войны работал докером в Ливерпуле, где у него осталась старуха мать. Он
ничего не говорил, не жаловался, но я видел, что ему тяжело. Все чаще он
стал покидать наши вечерние сборища на куртине, все чаще стал уединяться.
Неуклюжей матросской походкой, вразвалку, он шел на ближний холм, курил
свою неизменную трубку и хриплым голосом пел одну и ту же песню:

Э-гей, море! Синее море...
Широкое море, глубокое море...

Как-то утром мы с дядей Вацлавом поливали ландыши. Потом к нам
подошла Ридушка. Она минуту наблюдала, как под шумными струйками воды
трепещут головки ландышей, засмеялась, увидев, что я залил водой костюм, и
сказала:
- Вы плохой садовник, Алексей.
- Я не собираюсь быть садовником, - угрюмо возразил я, - пусть этим
занимаются другие.
Ридушка положила мне на плечо свою маленькую, перепачканную землей
руку.
- Каждому свое, Алексей, - тихо сказала она, - одному - земля,
другому - небо.
- Земля и небо везде одинаковы, - ответил я, - но мне нужна моя
земля, та, которой тут нет. На ней сейчас льется кровь, на этой моей
земле, а я...
- На моей земле тоже льется кровь, Алексей, и у нас с вами одно горе.
Но ведь вы уже совершили то, что смогли. Ваша совесть может быть
спокойной. Вы сражались как солдат, вы как солдат вышли из строя в честном
бою и теперь можете ждать. А я? Разве я виновата в том, что боюсь смерти и
хочу, чтобы на земле были цветы? Но вот у меня на душе неспокойно, и мне
тяжело ждать.
- Мне тоже тяжело ждать, Ридушка, - печально сказал я, - мне стыдно
за то, что тут так красиво и хорошо... Больше я ждать не могу. Цветы
становятся моими врагами...
- Это у вас тоска по своей семье, - ответила Ридушка.
Но Ридушка ошиблась. На родине у меня не было никого. Родители мои
погибли еще в годы гражданской войны, и я вырос в детском доме. Я не был
привязан ни к одному городу, потому что я скитался из края в край, долго