"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

глухой, засыпанной снегом долине и на покинутых, всеми забытых полях на
холме. Но однажды ночью, когда все дети и обе собаки мирно спали в жарко
натопленном погребе, Марию разбудил глухой отдаленный гул. Она
приподнялась на нарах, прислушалась. Грозный гул не утихал. Он то
приближался, и тогда Марии казалось, что земляные стены погреба начинают
еле заметно вздрагивать, а коптилка в нише тревожно мигает; то
отдалялся, слабея, откатываясь куда-то.
Мария встала, надела шинель, сапоги, повязала голову платком.
Тихонько, чтобы не разбудить детей, вышла из погреба, прикрыла люк. Ее
охватил знобящий зимний холод. Луны не было. На темном небе мерцали
звезды. Снег голубовато светлел. За рекой, далеко на востоке, слабо
трепетали красноватые сполохи. Басовый, утробный гул доносился оттуда, с
той стороны, и Мария поняла: откатившийся на восток фронт вновь
приближается сюда, к глухой, заснеженной степи, и вновь гремят тысячи
пушек и горят хутора, села и города.
Она не знала и не могла знать, что в эту зимнюю ночь там, далеко, у
стен большого, разрушенного в непрерывных боях города на Волге, в гуле
пушек, в бесновании минных разрывов и свисте пуль совершается то
великое, что повернет, наконец, ход войны и принесет освобождение многим
миллионам измученных, исстрадавшихся людей.
Мария не знала этого, но она не могла не понять, что услышанный ею
после стодневной тишины отдаленный гул пушек означает одно: что немцы
откатываются на запад, а советские армии наступают. В эту морозную ночь
слабая надежда на то, что скоро на хутор придут свои люди, впервые
возникла в ее душе.
Утром она сказала детям:
- Слышите? Это идут наши...
Отдаленную пушечную канонаду они слышали каждый день и каждую ночь.
Но проходили недели, и казалось, великое сражение происходит в каком-то
одном неведомом круге, и никакие силы не смогут разорвать границы этого
смертного круга. Потом гул пушек стал слабеть, вовсе утих. Снова
послышался где-то севернее, за холмами, то приближался, то отдалялся, и,
сбитая с толку, Мария уже не знала, что думать.
Дни шли своим чередом, становились длиннее, а ночи короче. Все больше
пригревало солнце, и уже откуда-то с дальних полей, на которых кое-где
еще лежали серые пятна отяжелевшего снега, по утрам тянуло запахом
оттаявшей земли, а теплый ветер подсушивал лужи, и тогда всюду пахло
близкой весной. Были дни, когда ветер начинал дуть с севера, небо
заволакивалось низкими, темными туча ми, в воздухе носились крупные
снежинки, потом лили холодные дожди, и опять небо становилось ясным, и
теплые лучи солнца пригревали землю, над которой легким маревом струился
почти невидимый пар...
По примеру Марии, дети бродили по сожженным хуторским дворам и каждый
раз возвращались с какой-нибудь находкой: то прокаленную пожаром мотыгу
притащат, то вилы, то лопату или топор; а то насобирают полное ведро
обгоревших гвоздей, гаек, болтов.
Как-то после полудня, когда Мария, зорко поглядывая по сторонам,
чтобы ее не прихватил кто-нибудь чужой, сушила на ветках яблони
постиранную детскую одежонку, к ней подбежала испуганная Галя и
заговорила, глотая слова: