"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

таинственную отчужденность от всего, которая приходит к человеку вместе
с последней, никому не видимой чертой, отделяющей жизнь от смерти.
Обхватив руками колени, Мария неподвижно сидела у изголовья Вернера
Брахта, не выпуская из рук его холодеющие руки. Заметив в щели неплотно
закрытого люка, что взошло солнце, она осторожно поднялась, погасила
светильник, открыла люк. Свежий, прохладный ветер хлынул в погреб,
шевельнул на бессильно откинутой голове умирающего белокурые волосы.
Мария поднялась по ступенькам, остановилась на последней.
Торжествующий мир сиял осенней красой: светило неяркое солнце, по
голубому небу, редея, лениво рассеиваясь, плыли легкие белые облака, на
черном пепелище почти ,исчез запах дыма и гари, и уже сквозь этот
исчезающий запах с полей доносились запахи влажной, обрызганной утренней
росой соломы, увядших трав, первых предзимних холодов. Над головой Марии
медлительно с волнующим гортанным криком пролетела на юг стая гусей. А
совсем рядом, внизу" в полутемном углу погреба, свершалось то, что могло
свершиться только по злой воле жестоких людей: умирал человек, почти
мальчик, по имени Вернер Брахт, умирал бесцельно, глупо, посланный на
смерть в угоду свирепым и жадным правителям его страны, которых он, сын
бедного крестьянина и сам крестьянин, никогда не видел и не хотел видеть
и в угоду которым, еще но живший, не знавший любви и ненависти, сейчас
отдавал свою молодую жизнь...
Вернер Брахт умер перед полуднем. Мария закрыла ему глаза, пригладила
ладонью растрепанные волосы, положила руку на холодеющий лоб.
Всматриваясь в мальчишеское лицо, думала: "Вот и отгулял ты на земле.
Видать по всему, был ты еще честным, чистым парнем, не замаранным
убийствами и кровью. Скучал, как все дети, но отцу, по матери... Потому
и ко мне тянулся, мамой называл. Когда вам, детям, плохо да больно
становится, вы все матерей вспоминаете... А что из тебя получилось бы,
если б ты не был убит, если б не умер? Бог знает! Твои же друзья да
наставники быстро приучили б тебя к тому, что делают сами... И людей бы
ты убивал, и девчонок вроде Сани насильничал и расстреливал, и хаты
поджигал бы на чужой земле... Может, и лучше, что ты номер и остался
чистым..."
Она посидела немного. Вытерла слезы, подумала о том, что жизнь берет
свое, что ей надо жить, что надо вынести покойника из погреба, этой
темной, угрюмой норы, уготованной ей судьбой, чтобы потом все обладить и
приготовить к зиме жалкое свое жилье...
Вынести мертвого было нелегко. Она сначала подтащила его окаменевшее
тело к ступенькам, с трудом поставила головой вверх и стала тихонько
подталкивать к люку, надрывно дыша и шаг за шагом одолевая каждую
ступеньку. А когда труп Вернера Брахта но пояс высунулся из погреба,
Мария еле протиснулась сама и стала освобождать ноги умершего,
застрявшие в люке. Возилась долго, и ей все казалось, что она причиняет
мертвому боль. Уложила тело Брахта на обрывок брезента, найденный в
немецком блиндаже, обвязала проволокой и потащила к воронке, в которой
недавно закопала убитого осколком бомбы пожилого немецкого солдата.
Рядом с ним она похоронила и умершего от смертельной раны Вернера
Брахта...
И вновь осталась Мария одна в окружении мертвых. Потянулись один за
другим тоскливые осенние дни. Дождей пока не было, но октябрьские холода