"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

- Он же ни в чем не виноват! Он никуда с хутора не отлучался.
Солдат быстро осветил фонариком Фенино лицо.
Вытянутый палец фельдфебеля протянулся к ней:
- Мы будем сейчас казнить и эту женщину...
...Мария закрыла глаза от слепящего солнца. Лежа на картофельном
поле, она слышала гортанное стрекотание сорок, карканье пролетавших
вверху ворон, шелестящий шорох сухих бодыльев, вдыхала горький, с
примесью дыма и гари запах полыни, и сквозь эти, ставшие чужими,
сторонними, звуки и запахи видела только тот невыносимо тяжкий мир,
который сузился в ее сознании до одной ночи, в какие-то неуловимые
мгновения перерезавшей жизнь надвое.
Вначале этот мир возник в ее закрытых глазах, словно колеблющаяся
завеса коричневого мрака. Коричневый мрак то светлел, то сгущался, и в
этом странном, тягостном его шевелении размытым пятном плавало
потухающее солнце. Оно тускнело, все больше теряло свои очертания и,
наконец, пропало, растворилось в кромешной, пугающей тьме... И в этой
беспросветной тьме Мария вновь увидела лучи электрических фонариков в
руках немецких солдат. Неяркие, голубоватые лучи скользили по лицам
потрясенных людей, выхватывали из темноты стоявшего на мотоцикле
фельдфебеля, угол шиферной крыши бригадного домика, высокий, раскидистый
тополь. Два солдата схватили телятницу Феню, завернули ей руки за спину.
Феня закричала. Другие два солдата связали Ивана черным полевым
проводом. Этот крепкий провод на хуторе называли гупером. Мария
заголосила, расталкивая людей, кинулась к мужу. Женщины зажали ей рот
руками, оттащили назад. Она вырывалась, захлебывалась от удушья, но
женщины не отпускали ее, и она только мельком увидела, как солдаты
подвели Ивана и Феню к тополю, как, истошно вопя, кусая солдат за руки,
повис на Иване сын Васятка. Фельдфебель что-то громко сказал солдатам...
Движением тела отталкивая сына, связанный Иван хрипло закричал:
- Смерть фашистской сволочи! Да здравствует коммунизм!
Через минуту, захлестнутые черным гупером, Иван и Феня повисли на
толстой ветке тополя... Такая же черная удавка обвила тонкую шею
Васятки... Весь извиваясь, он повис рядом с отцом... Черная змея гупера
раздувалась, росла, наползала на Марию и острым, жалящим уколом пронзила
ей сердце...
Очнулась она в хате у тетки Марфы. Вокруг нее стояли женщины с
заплаканными, опухшими глазами.
- Зараз же беги в кукурузу, - наклонилась к Марии, прошептала тетка
Марфа, - на хуторе остались немцы, они про тебя спрашивали. День-два
пересидишь в кукурузе, пока эти гады уйдут, иначе они и тебя казнят...
Мария то впадала в беспамятство, то на короткое время приходила в
себя. Она вырывалась из рук женщин, билась головой об стену, пыталась
бежать туда, к тополю, до крови искусала себе руки. После полуночи,
обессилев, она притихла, вытянулась на кровати и лежала, глядя в потолок
невидящими глазами. Потом ее охватил страх смерти. Она задрожала,
вскочила с кровати. Ей почудилось, что кто-то шагает за дверью, что
сейчас войдут немцы, затянут ей горло тугим черным гупером и удавят так
же, как удавили мужа и сына.
- Схороните меня, - взмолилась Мария, - схороните, родные, милые... Я
не хочу помирать... не хочу... не хочу...