"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

сквозь воркованье голубей, кудахтанье кур, сквозь разрозненные звуки
мирного вечера, вначале негромкий, далекий, послышался ровный гул
моторов. Он доносился откуда-то из поднебесья, с той стороны, где,
опускаясь на длинное лиловатое облако, садилось багряное солнце.
Басовитый гул приближался, стало слышно однообразное подвывание, словно
там, наверху, кто-то нес тяжкую, непосильную ношу.
Люди подняли головы. Над ними в сопровождении истребителей с
оглушительным треском и грохотом пронеслись большие транспортные
самолеты с черными крестами на крыльях. Описав полукруг, они
развернулись севернее хутора, отдалились от него, и вдруг люди увидели,
как от самолетов стали отделяться темные точки. Они неслись к земле, и
над ними, розовые в лучах заходящего солнца, один за другим вспыхивали
купола парашютов...
- Ну вот и все, - сквозь зубы сказал Иван, - это немецкий десант.
Они, видать, хотят отрезать путь отхода нашим войскам...
Хуторяне стояли безмолвные, испуганные. Кто-то из женщин заплакал.
Старики растерянно переглядывались. Все смотрели на Ивана, ожидая, что
он скажет.
- Что ж, дождались и мы гостей, - помедлив, сказал Иван. - Теперь
остается одно: всем быть за одного, а одному за всех, иначе пропадем.
Слушайте, чего надо делать.
Всматриваясь в лица хуторян, он заговорил медленно, почти спокойно:
- У кого есть продукты - мука или сало, сахар или чего другое,
схороните все чисто, они это загребают под метлу. Поросят, овечек, гусей
порежьте, мясо засолите и держите где-нибудь в тайнике, иначе с голода
ноги протянете... Все фотокарточки фронтовиков в красноармейской форме,
а также письма с фронта схороните, а ежели будут спрашивать, есть ли кто
на фронте, отвечайте, что, мол, убит в самом начале войны. У кого есть
портреты или же книги Ленина и Сталина, все приберите, чтоб фашистские
гады не нашли...
С первых дней детства зная всех стоявших под яблоней людей, Иван стал
обращаться к каждому из них в отдельности:
- Ты, Феня, прихоронила свой батарейный приемник, не сдала, когда
приказ вышел все приемники сдать, теперь береги его, он нам
пригодится... То же самое, дед Корней, с твоей двустволкой. Закопай ее
так, чтоб только ты один знал, где она закопана... Ты, тетка Варя, не
обижайся на меня, но я тебе скажу прямо: язык у тебя дюже длинный, и ты
своим языком людям вред можешь причинить, лучше держи его за зубами...
Так Иван поучал хуторян, а под конец сказал:
- Самое главное - не разводите панику и крепко держитесь один за
другого. Не век мы будем под немцем, все одно наша возьмет, и советские
бойцы вернутся.
Помолчав, Иван добавил:
- Про то, что у тетки Марфы покойный муж, дядя Федор, был
коммунистом, ни один немец не должен знать, иначе ее первую расстреляют.
Про то, что Нина Львовна, учительница, эвакуирована до нас, и про то,
что она еврейка, тоже надо молчать, не то эти гады прикончат ее вместе с
дитем... Ну и насчет меня то же самое. Если спросят, кто, мол, такой,
надо говорить одно: наш, дескать, хуторской, коммунистом не был, а руку
ему оторвала сенокосилка...