"Хольм ван Зайчик. Агарь, Агарь!.." - читать интересную книгу автора

такие будничные, такие домашние танковые армады англичан.
И даже если и впрямь они, ордусяне эти, были до сих пор столь беспечны,
то после того, как первые пулеметно-бомбовозные геликоптеры герра Фокке и
герра Флеттнера взлетели тут, под Мюнхеном, им уж деваться некуда, начнут
строить... Должны бы начать.
Ордусяне. У них свой мир, свои законы. Но ведь именно из Цветущей
Средины в начале года пришло от небольшой тамошней общины предложение
приобрести вскладчину обширные пустующие угодья где-то к северу, чуть ли не
на границе с Сибирью... Как это называлось? Би... Бири... Нет, не вспомнить.
Их названия европеец может лишь по бумажке читать, да и то, как правило, по
складам. Достаточно того, что это Сибирь, - кровь сразу стынет в жилах...
Как это они нас там называют? Ютаи. Вот это помнится. Звучит почти так же,
как здешнее "юдэ", - но отчего-то приятнее для слуха. Странно...
Ничего странного. За этим нездешним словом не волочится тяжкий, весь в
грязи и крови, хвост памяти поколений...
Может, там и было бы хорошо. Но опять - вчуже, за тридевять земель, на
другом краю земли. Сибирь. Ничем не краше предложенной англичанами Уганды. И
даже не от здешних мест на другом краю, не от милого Плонцига - но от
Ерушалаима... которого он никогда не видел и, наверное, не увидит никогда.
А тогда какой смысл?
Чужое, чужое... Сколько его было, чужого, за все эти века, что
умирающими динозаврами проползли по Европе?
- Ваш кофе, герр Рабинович.
Он резко обернулся. Неслышно подошедший кельнер, с лицом пожилым и
морщинистым ровно в той мере, чтобы посетители сполна могли прочувствовать
устойчивый уют заведения, почтительно снял со сверкающего подноса чашечку
дымящегося кофе и без малейшего стука поставил на стол.
Показалось, или кельнер и впрямь сегодня произнес свое обычное "герр
Рабинович" как-то издевательски? Словно хотел сказать: "Да какой ты мне
герр, юдэ..." Словно хотел сказать: "Погоди, уж недолго мне осталось
кланяться тебе, юдэ..." А может, даже не хотел сказать, скорее всего, не
хотел; но предвкушение радости избавления от постыдной повинности так
переполняло старика, что его было не скрыть?
- Спасибо, Курт, - проговорил он, стараясь, чтобы голос оставался
обыденно беспечным. - И газету, будьте добры.
- Как обычно?
- Да. "Варшауэр беобахтер".
Беззвучно, точно крадущийся в безлунной ночи боец зондеркоммандо, о
которых в последний год так много стали снимать в Берлине эффектных
боевиков - то те громят марсиан, то ордусян, то англичан, - кельнер
удалился; не скрипнула ни одна половица.
Пожилой господин и его дама сосредоточенно изучали карты блюд и вин и
не поднимали глаз. Потом забил крыльями кем-то потревоженный лебедь,
неторопливые волны разошлись по воде тягучими темными кругами. На том берегу
пруда, из-за поворота аллеи, среди по-осеннему пылких молодых кленов и с
парикмахерской точностью стриженых кустов краснотала показались люди.
Взрослый в черном умело пятился, отмахивая обеими руками ритм и скандируя:
"Айн-цвай-драй", а следом за ним строем по два шагали в ногу полтора десятка
мальчиков с флажками, в одинаковых рубашках и шортах. После трех
"Айн-цвай-драй" они громко, слаженно выкрикнули хором: "Свободу узникам