"Павел Архипович Загребельный. Я, Богдан (Исповедь во славе)" - читать интересную книгу автора

______________
* Не столько из охоты, сколько со страху (лат.).

И вот такого человека Владислав посылает в Рим к папе якобы затем,
чтобы попросить заступничества за эту веру "наливайковскую"! Даже самый
большой враг не мог бы выдумать такого, а король ведь рядился в одеяния
миротворца. На наш протест король дал милостивое согласие включить в
посольство (триста человек!) еще и казацких депутатов, в особенности
учитывая мою бывшую эдукацию у иезуитов. Забыл его величество, что науки
тогда я воспринял, веру же сохранил отцовскую и пантофлю у папы целовать не
стал бы даже под занесенным мечом! Мы составили еще репротестацию, но
посольство уже отправилось. Пышностью своей оно превосходило даже посольство
короля Франции, который считался тогда богатейшим властелином в Европе. Что
у французов было из серебра, Оссолинский сделал золотым, что у них было
золотое, у Оссолинского - из драгоценных камней, что те имели из благородных
камней, у Оссолинского - из одних жемчугов. У коней подковы были из чистого
золота, некоторые из них намеренно были плохо прикреплены, чтобы терялись по
пути на добычу римской толпе. Среди подарков папе Оссолинский вез якобы
подлинный привилей римским первосвященникам от Константина Великого,
знаменитый diploma donationis*, хранившийся в Кремлевской царской
сокровищнице и захваченный шляхтичами из свиты Лжедмитрия.
______________
* Здесь: привилей (лат.).

Перед папой Урбаном Оссолинский сказал следующее: "Все народы,
населяющие север Европы от Карпат до Каспийского моря, от Ледовитого океана
до моря Черного, - все это, отче святой, за преклонением Владислава, упадет
перед твоим троном; ибо все те народы, или по праву наследственному, или как
покоренные через оружие, признают его своим государем... Сия-то Сарматия,
недоступная римскому оружию, в настоящее время покорилась римской вере; она,
некогда стольких суеверий кормительница, ныне единого бога служительница;
она ревностнейший страж вольности, никогда не удручаемая ярмом, в настоящее
время бискупам и столице апостольской наипокорнейшая слуга, - Польша,
говорю, которая одна на свете не производит уродства. Не вышло из нее ни
единой ереси, ни одного отступничества, а если и там находятся зараженные
недугом соседних народов, то таковые немедленно суровой прав наших карою и
пятном вечного бесчестия от целости шляхты пребывают отсеченными".
Еще сказал:
"Через тебя, величайший из пап, Польша имеет Владислава, Владислав
Польшу, а ты обладаешь обоими. И ты, при помощи божьей, узришь еще перед
своею столицею одичалых львов скандинавских, усмиренных могучею рукою
Владислава, узришь перед собою отщепенцев от верховного пастыря и замкнешь
их в своей овчарне, ибо вышел на ловитву сын твой, дабы насытить тебя, и
голод твой, жаждущий славы наивысшего, утолить, и дабы там обнаружить начало
своего царствования, где есть надежда возместить потери, какие понесли небо
и церковь..."
"И Цицерон не мог бы сказать лучше", - заметил папа Урбан.
По уже издавна повелось: где Цицерон, там и Катилина! Видел ли
кто-нибудь тогда Каталину в лице казацкого писаря Хмеля? Жаль говорить! Ведь
разве я сносил бы голову да еще и сидя в самой столице среди ненавистников