"Корона мира" - читать интересную книгу автора (Макдуф Алекс)

Глава IX

Опустившаяся на остров ночь отступала. Ярко-серебряный свет луны озарял недвижные травы и лишь слегка колыхался и дрожал на черной глади бухты. Костер, сложенный на нижней площадке, служившей причалом, потрескивал, разбрасывая искры. Ллейр наблюдал за озером. Конан и Ойсин остались у огня. Киммериец проверял амуницию и осматривал меч, Ойсин дремал, закутавшись в одеяла. Мир был тих и благостен, и ничто не говорило о предстоящей битве…

Внезапно Конану показалось, будто на него смотрят. Отвлекшись от меча, он взглянул в сторону Ойсина. Жрец по-прежнему клевал носом, поджав колени к подбородку. Послышался легкий плеск, будто мелкая рыбешка шевельнула хвостом, шлепнув по поверхности. Снова настала тишь, и киммериец было помыслил, что ему почудилось, и собрался подремать, подобно жрецу, но в тот же миг раздался крик Ллейра:

— Краген!

Ойсин моментально вскочил, будто и не смыкал глаз.

— Где? — прокричал он.

Вон там, всплыл близ закатного берега и гребет к нему! Ну и чудище!

— В лодку! — быстро сказал Ойсин, но Конан был уже там.

Несмотря на ночную прохладу, они надели доспехи еще перед закатом, чтобы не терять времени на облачение в них. Ллейр сбежал по лестнице, на ходу сбрасывая свой черный плащ. Дивного плетения плотная мелкокольчатая броня с прикрывающими грудь пластинами облегала его стройную сильную фигуру. На рыжих локонах, ныне схваченных налобным ремешком и убранных назад, был водружен вороненый круглый островерхий шлем, формой походящий на колокол. Пояс из стальных посеребренных звеньев защищал живот, набедренники и поножи — ноги. Из-за плеча выглядывала крестообразная рукоять его длинного узкого меча. Словно воин из древних легенд воспрянул и явился в мир для последней схватки.

Ойсин надел для боя куртку из кожи фаститоколона с нашитыми стальными пластинами и такой же, как у Ллейра, шлем. Оружием его был боевой топор.

Конан был в кольчуге и доспехах, предохраняющих ноги. Щиты и копья уже ждали в лодке.

Работая веслами невозможности бесшумно, чтобы не растревожить чудовище раньше времени, но быстро, они обогнули скалу и сей же миг увидели крагена. По черному зеркалу мелководной бухты не плыл, а прямо-таки скользил устрашающих размеров темный валун, мокрый и оттого тускло отблескивающий в лунных лучах. Глаза чудища были обращены к луне, и того, что творится позади, он не замечал.

Но воздействие угрюмой и злобной черной воли, воли без разума, оттого становящейся вовсе безжалостной, распространялось вокруг крагена волнами более ощутимыми. То же чувствовал Копан, когда на него смотрел немигающими глазами огромный Сатхи — змей из подземелий Алой Цитадели. Но удав не был злобен по природе своей, убивая лишь для утоления голода. Даже великий чародей — Тсота-Ланти — не был способен на то, что сделал древнейший властелин зла, извративший сущность гигантской твари, превратив крагена в подобие злобного пса, призванного хранить разрушительную тайну бытия и уничтожать всякого, посмевшего сделать шаг к ее раскрытию. Руки становились непослушны, взор словно бы застлала мутная пелена, в которой вздрагивали и кривлялись ужасные призрачные тени, грозные и зловещие очертания, миражи, не имеющие ясной формы и цвета, но производящие действие гнетущее, понуждающее покориться, сдаться, сжаться, дрожа и трепеща, пропасть, не быть. Но не таковы были Ллейр и Ойсин, несущие в сердцах огонь и свет древнего знания. Не таков был и Конан Киммериец, над кем тьма не раз простирала свои жуткие крылья. И призраки отступали перед знанием, волей и верой, словно невидимым пламенеющим ореолом окруживших троих воинов и зажегших их сердца. Марево, насланное враждебной мощью, облекшейся в плоть чудовища, рассеялось.

В несколько толчков краген преодолел оставшееся до песчаного пляжа расстояние озерной глади и пополз на берег. Сначала из воды показались две суставчатые лапы с клешнями, оперлись о плотный песок и, сложившись, подтянули тело крагена вперед, а затем целый клубок щупальцев, подобный нескольким величайшим змеям, перед коими и Сатхи выглядел бы гусеницей, вытолкнул из воды все туловище, покрытое костным панцирем. Медленно, словно нехотя, перебирая этими щупальцами, готовыми в любой миг молниеносно сжаться, увлекая пойманное, обшаривая поверхность песка, уродливый моллюск пополз к вершине ближайшей дюны, подбираясь поближе к луне, вытягивая к ней свои хоботы и клешни, но не в силах схватить вожделенную добычу.

— Пора! — громко шепнул Ойсин, когда чудище взгромоздилось на холм, удалившись от воды настолько, что не сумело бы быстро возвратиться в привычную стихию. И лодка понеслась вперед стрелой, выпущенной из тугого лука.

Краген обратил на людей внимание, лишь когда они уже высадились на берег в стороне от того места, где сделал это моллюск, чтобы он при возможном удачном отступлении не уничтожил челн. Щупальца вновь пришли в движение, теперь вращая туловище твари, разворачивая его обратно к воде, и вот огромный мертвенно-бледный глаз со злобным бездушным зрачком — провалом, зияющим, казалось, в самую тьму, — воззрился на тех, кто дерзнул нарушить мрачное уединение крагена. Хищный роговой клюв, куда без труда поместился бы небольшой слон, раскрылся, издавая мерзостное плотоядное клокотание. Чудовище взметнуло щупальца в направлении людей.

Но прежде, едва глаз крагена повернулся к ним, Ллейр, Конан и Ойсин подняли и метнули разом три тяжелых длинных копья. Одно из них — копье Ойсина — краген успел перехватить, обвив его щупальцем и тут же переломив, как тростинку, но копья Конана и Ллейра нашли цель, вонзившись твари прямо в глаз. Судорога прошла по телу гиганта, дернулись лапы и щупальца, мутно-белая полупрозрачная жидкость хлынула из глаза, и он потух.

Однако первая удача еще не сулила успешного исхода схватки. Не успели воины взяться за вторые свои копья — они взяли с собой по три, — как два или три огромных щупальца единым броском метнулись к ним, и все тело крагена подалось вниз, сокращая дистанцию. Щупальца у самого окончания своего были вооружены твердыми когтями, которыми краген и оставил следы на мысу, где Конан встретился с Ллейром и Ойсином. Вот таким когтем и попытался подводный гад зацепить Ойсина. Но тот оказался проворнее, а главное — хитрее противника. Человек увернулся от обрушивающейся на него студенистой массы и подставил топор так, чтобы тяжелое щупальце не вырвало его из рук, но лишь задело по касательной. Острое как бритва лезвие из самого твердого и прочного металла рассекло тонкую костную пластину и мощную плоть. На песок хлынула черная кровь. Щупальце оказалось раз-резанным до половины своей толщины чуть выше когтя, и поврежденная часть его уже не могла чинить вреда, бездвижно повиснув. Ойсин укоротил крагену одну из его ужасных рук.

Удачный удар топора предупредил атаку на Конана и Ллейра, и еще два копья были брошены во второй глаз твари, и снова краген сумел прервать полет одного из них, подставив клешню, от которой копье отскочило, как от крепчайшего щита, но другое угодило точно в глаз. Око крагена, подобное зловещему фосфорному свету луны сквозь туман, лопнуло с булькающим звуком. Над озером осталось единственное ночное светило — то, что плыло в небесах.

Однако моллюск был способен сражаться и не видя своих врагов. Ощущал ли он присутствие людей в том или ином месте, улавливая тепло их тел, как змея находит мышь в пустой темной комнате, просто ли бесновался в ярости, или же Отец Зла снабдил своего слугу каким-либо иным чувством, но бой закипел яростный. Воспользовавшись мгновенным замешательством крагена, Ойсин и Конан успели подхватить щиты, тем самым оградив себя от прямых ударов в тело когтей и клешней, но Ллейр оказался не столь проворен, и теперь лишь мечом противостоял пагубной мощи чудовища.

Краген рванулся вперед еще раз, и люди очутились в пределах досягаемости его клешней, значительно более коротких, нежели щупальца. Никогда прежде Конану не доводилось столько уворачиваться, ибо пытаться избежать объятий твари было бесполезно — та выбрасывала щупальца с быстротой прыжка разгневанной кобры и сразу настигла бы беглеца. Отбиваться же, будучи уже схваченным, было и вовсе безнадежно. Огромная сила позволяла титану умертвить человека, раздавив его одним щупальцем.

Когти чертили на песке глубокие борозды, щупальца то обрушивались сверху, то, загибаясь, елозили по грунту, то метались в воздухе из стороны в сторону. Клешни сухо щелкали, ловя лишь пустоту, но сколь ужасным было это щелканье!

Пусть меч киммерийца и уступал в твердости и остроте оружию Ллейра и Ойсина, но сила, которую вкладывал киммериец в свои удары, с лихвой восполняла этот недостаток. Конан не в первый раз имел дело со змееподобным чудовищем и знал, на что тот способен. Бессмысленно было рваться вперед — щупальца крагена были сильнее всего у основания, и там любой, даже самый острый меч был бы с легкостью вышиблен из рук человека, словно дубиной. Иное дело тонкие концы щупальцев: их можно было перерубить или перерезать, если, конечно, рука, держащая клинок, была рукой воина и богатыря. Несомненно, о Конане и Ллейре можно было сказать подобное.

Шесть человеческих рук противостояли двум клешням и семи — после удачного удара Ойсина — щупальцам крагена. Конан пока успешно избегал опасной встречи с клешней, и скоро с десяток кровавых дряблых обрубков, только что бывших упругой живой плотью гада, конвульсивно дергались на песке, отмирая. Надежно закрывшись щитом, киммериец шаг за шагом приближался к туловищу крагена, к его черному сердцу.

Преуспевал и Ллейр. Он не сумел подхватить щит, но, как-то извернувшись, завладел копьем и теперь с копьем в правой и мечом в левой руке отбивал атаки чудовища. Вот он проткнул тяжелым наконечником щупальце, пригвоздив его к земле, и страшным ударом разрубил его наискось.

Хуже приходилось Ойсину. Получилось так, что именно против него крагену было удобнее пускать в ход клешню, и уже не однажды Ойсин с трудом удерживался на ногах, когда острый конец сжатой клешни с силой бил в его щит. Но и Ойсин успел изрядно изранить чудовище, так что пологий склон дюны превратился теперь в месиво из песка и густой липкой крови, на котором можно было поскользнуться.

Такое несчастье и случилось с Ойсином. Он снова, улучив момент, раскрылся на мгновение и нанес топором страшный удар, такой, что, казалось бы, неразрушимо твердая клешня крагена, снова протянувшаяся навстречу жрецу, треснула вдоль; от нее, как от скорлупы ореха, отвалился неровный кусок панциря с приросшей к нему плотью, размерами подобный большому щиту, а трещина достигла основания клешни и продолжилась еще на ноге чудища. Действовать, во всяком случае, атаковать этой клешней краген более не мог, но тут удар обрубком щупальца заставил Ойсина отступить на шаг, чтобы утвердить надежно стопу, но вместо плотного песка там оказалась кровавая жижа. Нога Ойсина поехала назад, и он упал лицом вниз, в последний момент успев подставить правую руку с топором. И сейчас же одно из щупальцев моллюска дернуло вперед щит Ойсина, едва не вывихнув ему руку, а другое обвило его под мышками и отшвырнуло уже задушенного Ойсина, у которого вряд ли осталось целым хоть одно ребро, далеко в сторону.

Конан не видел этого. Он уже почти вплотную подобрался к цели, и теперь черный ненасытный клюв был совсем рядом. Ллейр же, увидев, какая участь постигла его друга, взревел, точно дикий лев, и метнулся, вопреки ожиданиям крагена, прямо туда, к телу моллюска, где оставшиеся щупальца и их обрубки сплетались в тугой копошащийся узел. Одним ударом, который мог бы срубить и дерево толщиной в пол-локтя, Ллейр отсек врагу вторую лапу. Конан воспользовался этим и, отрубив крагену последнее целое щупальце, ткнул острием меча в сочленение пластин панциря, словно в щель, где соприкасаются части доспеха.

Меч на локоть ушел в тело, и тогда, несмотря на то что краген пытался вертеться, отталкиваясь от песка обрубками, чтобы достать людей клювом, киммериец будто рычагом расширил эту щель между пластинами, словно взламывал тяжелую крышку сундука, и подоспевший Ллейр вогнал туда копье на всю длину, пока не уперся пальцами, сжимающими древко, в тело гада.

Удар был жесток, ибо пронзил крагену самое сердце. У Ллейра достало сил выдернуть копье, и он уже занес его во второй раз, но это было ненужно. Живучая и сильная тварь еще шевелилась. но исход боя был решен. Чудовище подыхало. Отбросив копье, Ллейр бросился туда, где на песке, неестественно изогнувшись, лежало искалеченное тело Ойсина.

Конан, которого обуяло неистовство битвы, когда он, не замечая вокруг ничего, кроме врагов, мог крушить их десятками, сам оставаясь невредимым, наваливая вокруг горы трупов, продолжал рубить крагена, разрывая его жилы, и крепчайший панцирь разлетался на куски под ударами меча киммерийца.

Наконец жизнь покинула последние укромные уголки чудовищного тела, в нем открылась огромная рваная рана, будто и впрямь Конан разрубил какой-то зловонный мешок, и тут король остановился, отрезвленный: вместе с потрохами и кровью на песок выскочил какой-то черный блестящий предмет, напоминающий небольшой керамический сосуд. Оставив растерзанного крагена, Конан поспешил к воде, омыл предмет, и вправду оказавшийся черно-серым стройным, высотою в локоть, керамическим кувшином без ручки. Сорвав печать, киммериец извлек, представив его лунному лику, тугой пергаментный свиток, покрытый незнакомыми письменами. Обернувшись и увидев Ллейра, в отчаянии склонившегося над сраженным Ойсином, Конан спрятал кувшин за пазуху.