"Виталий Забирко. Ловля млечника на живца" - читать интересную книгу автора

хакусином, как и все остальные. Но, когда срок жизни предыдущего
Колдуна приблизился к концу, его по жребию выбрали на место вож-
дя. Вот только тогда, после смерти старого Колдуна, новый Колдун
начал претерпевать физиологические изменения, приобрёл известные
мне формы и стал отличаться от своих сородичей. Как я понял,
Колдун на самом деле не вождь (можно ли сказать о голове, что
она - вождь рукам и ногам?), а хранилище знаний племени и, од-
новременно, парапсихологический связующий между всеми хакусина-
ми. Именно он принимает излишки сбрасываемой аборигенами пси-
хоэнергии, хранит её и передаёт тому, кто нуждается в ней допол-
нительно. Кстати, именно с помощью Колдуна Тхэн удерживал рушив-
шуюся на караван скалу. Вообще без такого Колдуна не обходится
ни одно племя. Он и советчик, он и помощник, он и судья. Средо-
точие всего их мира. В весьма приближённом понимании - пчелиная
матка в улье со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Воз-
можность столь сильной зависимости Тхэна от Колдуна весьма меня
обескуражила - это ломало все мои планы, - но, узнав, что их
связь не является постоянной, и мой проводник в обычной ситуации
вполне самостоятельная личность, не в пример общественным насе-
комым, я успокоился.
Как я ни спешил побыстрее пройти лёссовое плато (не хоте-
лось, чтобы млечник атаковал меня именно здесь, где пространство
маневра было ограниченно), потратили мы на его преодоление две
недели. Но, рано или поздно, всё когда-то кончается; кончилось и
плато, и мы вышли на обширную солончаковую пустошь. Несмотря на
то, что берега вновь разлившейся Нунхэн покрывал довольно
толстый слой нанесённого рекой плодородного лёсса, ничего здесь
не росло. Почва настолько пропиталась концентрированным раство-
ром сульфата натрия, что выдавливала его на поверхность, где он
застывал на солнце белой, хрустящей под ногами коркой. Вода в
реке приобрела горьковато-солёный вкус слабительного, и мне при-
ходилось в дополнение к обыкновенным фильтрам ставить на насос
ещё и мембранные.
Нунхэн уже не только напоминала, но и полностью соот-
ветствовала сточной канаве. Ил, выносимый на берега излучин ре-
ки, гнил, и над водой висел удушливый смрад разлагающихся водо-
рослей и микроорганизмов. Избегая его, мы зачастую удалялись от
берега на два-три километра. Почва здесь была похожа на бетон, и
лапы долгоносов дробно стучали по её поверхности, выбивая тонкую
незримую пыль, белесыми кристалликами соли оседавшую на наши
потные тела. От этого моя кожа окончательно задубела, причём до
такой степени, что я, пожалуй, мог так же безбоязненно совать
пальцы в крутой кипяток, как и Тхэн. Впрочем, подобных экспери-
ментов я проводить не собирался, прекрасно понимая, что не в
дублении кожи дело.
Насекомые практически исчезли, похоже, они, как и Тхэн, не
переносили соли. Зато рыба в реке так и кишела. Тхэн рассказы-
вал, что раз в полугодие хакусины спускаются сюда на лодках для
ловли тахтобайи - угреобразной рыбы, достигающей двух метров в
длину. Кажется, это единственная рыба, которую аборигены вялят,