"Зиновый Юрьев. Черный Яша (Сборник "Операция на совести")" - читать интересную книгу автора

будем столь мелочны, что не отметим выдающееся событие!
Сергей Леонидович внезапно нахмурился, стремительно повернулся вокруг
своей оси и взвизгнул:
- Толя, что это значит?
- Это значит, что Яша заговорил, - прыснул я. Почему я прыснул в этот
момент, что здесь было смешного, объяснить я не умею. Похоже, все мои
эмоции и рефлексы устроили между собой детскую игру куча мала, и на
поверхности в нужный момент оказывались самые неподходящие.
- Как это заговорил? - строго спросил Сергей Леонидович и снова сделал
пируэт вокруг своей оси. Он увидел прыгавшего на столе Федю и остановился.
Федя тоже замер, и только рука его царственным жестом указывала на
печатающее устройство. Неведомая сила подбросила нашего завлаба в воздух и
опустила возле Яши. Я готов поклясться чем угодно, что он не отталкивался
от пола, не напрягался. Он просто перелетел от двери, где стоял, к Яше.
Очень солидно и очень неспешно надел свои очки в толстой роговой оправе,
очень спокойно посмотрел на слово "нет" и сказал:
- Нет.
- Что "нет"? - крикнул Феденька и негодующе замахал галстуком.
- "Нет" в смысле "да", - сказал Сергей Леонидович, снял очки, вынул
платок и деловито вытер слезы, которые уже успели набухнуть в его темных,
слегка навыкате глазах. - Друзья мои...
Он остановился, сделав судорожное глотательное движение, сморщил нос и
вдруг всхлипнул. - Феденька, - жалобно сказал он, - спрыгните, детка, со
стола, вот вам ключ, и достаньте у меня из сейфа бутылку коньяка.
Должно быть, слово "коньяк" подействовало на завлаба отрезвляюще,
потому что он встрепенулся, потряс головой, как собака после купания,
кинулся к телефону и позвонил директору.
Иван Никандрович вошел почти одновременно с Феденькой. Старший лаборант
шел, пританцовывая, и прижимал к своей лишенной галстука груди бутылку
дагестанского коньяка. Правый верхний угол этикетки отклеился. Я говорю об
этом, чтобы показать, как мой бедный маленький мозг цеплялся за всяческую
ерунду в эти минуты. Наверное, он боялся разорвать стропы, привязывающие
его к будничной действительности, и воспарить ввысь, гуда, где у черных
ящиков появляются собственные желания.
Иван Никандрович внимательно прочел Яшин ответ, самодовольно улыбнулся,
как будто это он, подучил наш черный ящик сказать "нет", пожал нам всем
руки, причем делал это так значительно, что нам всем чудилось: вот-вот он
возьмет ордена и начнет вручать, их.
Позади него стоял Григорий Павлович Эммих, его заместитель по науке,
которого все без исключения, даже сотрудники отдела кадров и спецотдела,
звали Эмма. У Эммы были настолько тонкие губы, что всегда казались
неодобрительно поджатыми. Злые языки утверждали, будто он сделал карьеру
именно благодаря губам и умению молчать всегда и везде.
Вот и сейчас он стоял за спиной Ивана Никандровича и смотрел на нас не
то чтобы осуждающе, но во всяком случае настороженно. Крики, рукопожатия,
разговаривающие черные ящики, коньяк в стенах института - во всем этом,
надо думать, было нечто глубоко Эмме неприятное.
Тем временем Иван Никандрович подошел к Черному Яше. "Ах если бы у Яши
была хотя бы одна рука, - подумал я, - директор наверняка пожал бы и ее".
Иван Никандрович посмотрел на меня.