"Карл Густав Юнг. Подход к бессознательному " - читать интересную книгу автора

болезнью или интоксикацией, можно увидеть то же самое. Но если происходит
нечто, придающее этим образам большее напряжение, они делаются менее
подпороговыми и по мере приближения к порогу сознания становятся более
определенными.
Отсюда можно понять, почему сны зачастую выражают себя аналогиями,
почему образы снов переходят один в другой и почему неприменимыми к ним
становятся логика и временные масштабы повседневной жизни. Форма, которую
принимают сны, естественна для бессознательного, потому что материал, из
которого они сотканы, наличествует в подпороговом состоянии именно в таком
виде. Сны не охраняют спящих от того, что Фрейд назвал "несовместимым
желанием". То, что он считал "маскировкой", есть по существу форма, которую
в бессознательном приобретают все импульсы. Поэтому сон не может
продуцировать определенную мысль, если он начинает это делать, он перестает
быть сном, поскольку при этом пересекается порог сознания. Вот почему сны
упускают те самые моменты, которые наиболее важны для сознающего разума и
скорее манифестируют "край сознания" аналогично слабому блеску звезд во
время полного затмения солнца.
Мы должны понять, что символы сна являются по большей части
проявлениями той сферы психического, которая находится вне контроля
сознательного разума. Смысл и целенаправленность не есть прерогативы разума,
они действуют во всяком живом организме. Нет принципиальной разницы между
органическим и психическим развитием. Так же, как растение приносит цветы,
психическое рождает свои символы. Любой сон свидетельствует об этом.
Таким образом, с помощью снов (наряду с интуицией, импульсами и другими
спонтанными событиями) инстинктивные силы влияют на активность сознания.
Благостно или дурно это влияние, зависит от наличия содержания
бессознательного. Если оно содержит слишком много того, что в норме должно
быть осознанно, то бессознательное искажается, делается предвзятым,
возникают мотивы, основанные не на инстинктах, но обязанные своему
проявлению и психологическому значению тому факту, что оказались в
бессознательном в результате вытеснения или недосмотра. Они накладываются на
нормальную бессознательную психику и искажают ее естественную тенденцию
выражать основные символы и мотивы. Поэтому для психоаналитика,
интересующегося причинами душевного беспокойства, разумно начать с более или
менее добровольной исповеди пациента, начать с осознания всего того, что
пациент любит, а чего - нет, чего он боится.
Эта процедура весьма схожа с церковной исповедью, во многих отношениях
предвосхитившей современную психологическую технику. По крайней мере, ее
общее правило. На практике, однако, порой приходится действовать и другим
способом; непреодолимое чувство неполноценности или слабости могут сделать
для пациента трудным и даже невозможным взглянуть в лицо новому
свидетельству собственной неадекватности. Поэтому частенько я нахожу
полезным начинать с ободряющих положительных интонаций в беседе с пациентом,
это помогает обрести чувство уверенности, когда он приближается к более
болезненным откровениям.
Возьмем в качестве примера сон с "личностной экзальтацией", в котором,
скажем, некто пьет чай с английской королевой или оказывается в дружеских
отношениях с римским папой. Если сновидец не шизофреник, практическое
толкование символа во многом зависит от состояния его рассудка или положения
Эго. Если сновидец переоценивает свою значимость, то легко показать (из