"Карл Густав Юнг. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству" - читать интересную книгу автора

автор подвергает свой материал целенаправленной сознательной обработке, сюда
что-то добавляя, оттуда отнимая, подчеркивав один нюанс, затушевывая другой,
нанося здесь одну краску, там другую, на каждом шагу тщательнейше взвешивая
возможный эффект и постоянно соблюдая законы прекрасной формы и стиля. Автор
пускает в ход при такой работе всю силу своего суждения и выбирает свои
выражения с полной свободой. Его материал для него - всего лишь материал,
покорный его художественной воле: он хочет изобразить вот это, а не что-то
другое. В подобной деятельности художник совершенно идентичен творческому
процессу независимо от того, сам он намеренно поставил себя у руля или
творческий процесс так завладел им как инструментом, что у него исчезло
всякое сознание этого обстоятельства. Он сам и есть свое собственное
творчество, весь целиком слился с ним, погружен в него со всеми своими
намерениями и всем своим умением. Мне едва ли нужно приводить здесь примеры
из истории литературы или из признаний поэтов и писателей.

Несомненно, я не скажу ничего нового, заведя речь и о другом роде
художественных произведений, которые текут из-под пера их автора как нечто
более или менее цельное и готовое и выходят на свет божий в полном
вооружении, как Афина Паллада из головы Зевса. Произведения эти буквально
навязывают себя автору, как бы водят его рукой, и она пишет вещи, которые ум
его созерцает в изумлении. Произведение приносит с собой свою форму; что он
хотел бы добавить от себя, отметается, а чего он не желает принимать, то
появляется наперекор ему. Пока его сознание безвольно и опустошенно стоит
перед происходящим, его захлестывает потоп мыслей и образов, которые
возникли вовсе не по его намерению и которые его собственной волей никогда
не были бы вызваны к жизни. Пускай неохотно, но он должен признать, что во
всем этом через него прорывается голос его самости, его сокровенная натура
проявляет сама себя и громко заявляет о вещах, которые он никогда не рискнул
бы выговорить11. Ему осталось лишь повиноваться и следовать, казалось бы,
чуждому импульсу, чувствуя, что его произведение выше его и потому обладает
над ним властью, которой он не силах перечить. Он не тождествен процессу
образотворчества; он сознает, что стоит ниже своего произведения или, самое
большее, рядом с ним - словно подчиненная личность, попавшая в поле
притяжения чужой воли.

Говоря о психологии художественного произведения, мы должны прежде
всего иметь в виду эти две совершенно различные возможности его
возникновения, потому что многие очень важные для психологического анализа
вещи зависят от описанного различия. Уже Шиллером та же противоположность
ощущалась, и он пытался зафиксировать ее в известных понятиях
сентиментального и наивного. Выбор таких выражений продиктован, надо думать,
тем обстоятельством, что у него перед глазами была в первую очередь
поэтическая деятельность. На языке психологии первый тип мы называем
интровертивным, а второй - экстравертивным. Для интровертивной установки
характерно утверждение субъекта с его осознанными намерениями и целями в
противовес притязаниям объекта; экстравертивная установка отмечена,
наоборот, покорностью субъекта перед требованиями объекта. Драмы Шиллера,
равно как и основная масса его стихов, на мой взгляд, дают неплохое
представление об интровертивном подходе к материалу. Поэт целенаправленно
овладевает материалом. Хорошей иллюстрацией противоположной установки служит