"Карл Густав Юнг. Об индийском святом" - читать интересную книгу автора

дано только вместе с принадлежащей ему "колодой" (=телом), никогда не было
бы никакого Шри Раманы. Даже если согласиться с ним в том, что высказывается
отнюдь не его Я, а атман, то все равно: это психическая структура сознания,
также как и тело, дает возможность сообщать что-либо при помощи слов. Без
физического и психического человека - конечно, весьма уязвимого - и самость
будет чем-то полностью беспредметным, как о том сказал уже Ангелус Силезиус:

Я знаю: без меня бог не проживет и мига;
Не стань меня - и ему придется испустить дух.

Априорно данный целевой характер самости и жажда добиться этой цели
существует, как уже сказано, даже без участия сознания. Не признавать их
невозможно, но нельзя обойтись и без сознания Я. Оно тоже настоятельно
заявляет о своих требованиях, и притом частенько громко или тихо противореча
необходимости самостановления. В действительности, т.е. за немногочисленными
исключениями, энтелехия самости состоит в достижении бесконечных
компромиссов, причем Я и самость с трудом держат равновесие, если все в
порядке. Слишком большой перевес в ту или другую сторону часто означает
поэтому не более чем пример того, как не надо делать. Не следует понимать
это так, что крайности - там, где они устанавливаются естественным
образом, - уже потому были ниспосланы злом. Мы, видимо, поступим с ними
наилучшим способом, если станем исследовать их смысл, для чего они - к нашей
вящей благодарности - предоставляют достаточно возможностей. Люди
исключительные, тщательно взлелеянные и огражденные, всегда означают подарок
природы, обогащающий нас и умножающий объем нашего сознания, - но все это
происходит только в случае, если наша осмотрительность не терпит катастрофы.
Благоговейные чувства могут быть истинным даром богов - или исчадьем ада.
Присущая им экзальтированность наносит вред, даже когда связанное с этим
помутнение сознания как будто бы максимально приближает достижение
высочайшей цели. Пользу же, настоящую и непреходящую, приносит лишь
повышенная и усиленная осмотрительность.

Кроме банальностей, нет, к сожалению, никаких философских или
психологических утверждений, которые уже с самого начала не имели бы
обратной стороны. Так, разумность в качестве самоцели означает не что иное
как ограниченность, если она не утверждается в сумятице хаотических
крайностей, так же как чистая динамика ради нее самой ведет к слабоумию.
Любая вещь, чтобы существовать, нуждается в своей противоположности, иначе
она испаряется в небытие, Я нуждается в самости, и наоборот. Изменчивые
отношения между этими двумя величинами представляют собой сферу опыта,
разработанную интроспективным знанием Востока в масштабах, почти
недостижимых для западного человека. Философия Востока, столь бесконечно
отличная от нашей, - для нас необычайно ценный дар, который, конечно же, нам
"надо добыть, чтобы владеть". Слова Шри Раманы, на прекрасном немецком языке
оставленные нам Циммером как последний дар его пера, еще раз сводят воедино
все самое благородное, что во внутреннем созерцании накопил в течение
тысячелетий дух Индии, а индивидуальные жизнь и творения Махариши еще раз
свидетельствуют о глубочайшем стремлении индийских народов к спасительной
первопричине. Я говорю "еще раз", потому что Индия стоит перед роковым
шагом - стать государством и тем вступить в сообщество народов, руководящие