"Алексей Кузьмич Югов. Шатровы (Роман)" - читать интересную книгу автора

Этой тихой радостью привычного и гордого любования мужем уж много
лет их брака светилась и не уставала светиться ее душа.
Да и хорош был в мужественной своей красоте "старик Шатров" - так, в
отличие от сынов, называли его заглазно мужики из окрестных сел и
деревень: статный, с могучим разворотом плеч, с гордой осанкой; а оклад
лица долгий, строгий; вроде бы как серб, и словно бы у серба - округлая
шапка крупных, темно-русых кудрей над выпуклым, крутым лбом.
В городе у Шатрова был свой постоянный парикмахер: "Ваши кудри,
господин Шатров, надо круглить: вот как деревья в парках подстригают". -
"Кругли!"
И с тех пор стригся только у одного, и уж всегда - "четвертную",
невзирая на взгляды и перешептывания.
Суровость его лица мягчила небольшая, светло-каштановая, даже
чуточку с рыжинкой, туповато-округлая бородка; легкие, мягкие усы опущены
в бороду и совсем не закрывают алых, энергично сжатых губ.
И ничуть не портила его внешность легкая седина висков.
Но и "Шатриха" была с мужем "на одну стать" - так и говорили в
народе: рослая, полная, красивая, с большущими серыми глазами; темные
волосы причесаны гладко-гладко, а на затылке собраны в тяжелый,
лоснящийся от тугизны узел. Малость будто бы курносовата, дак ведь какая
же красавица русская может быть, если не курносая? И румянец красил ее,
алый, тонкий, словно бы у молоденькой, а ведь уж и ей было за сорок, и
троих сынов родила-взрастила!
- Ну? - И уж в третий раз требуя от нее ответа, но и смягчая голос
(не любила она, когда он кричал!), Шатров вплотную подступил к ней и
ласково положил ей руку на затылок. Ольга Александровна сидела на низком
подоконнике распахнутого в березу окна. До березки рукой было дотянуться.
Чуть ли не в самую комнату шатровского мезонина вметывает она теперь -
радушная, густолиственная - свои отрадно пахнущие зеленые ветви. А ведь
давно ли, кажется, своими руками он посадил ее - как только переехали
сюда, на Тобол, на эту мельницу!
Близость могучей, полноводной реки умеряет истому недвижного
июльского зноя: дом стоит над самым Тоболом, и тончайший водяной бус от
рушащегося с большой высоты водосвала насыщает воздух, ложится свежестью
и прохладой на разгоряченное лицо.
Ольга Александровна умиротворяюще гладит сквозь рукав просторной,
легкой косоворотки его плечо:
- Арсений, но неужели ты не поймешь, что нельзя, нельзя сейчас
праздновать да гостей собирать, когда там, на фронте, кровь льется, людей
убивают!
Она подняла к нему большие, наполнившиеся вдруг слезами глаза.
- Я даже не знаю, что со мной будет, когда я услышу, что уж
колокольчики, что кто-то уж едет к нам. Голову под подушку спрячу,
ей-богу! - Она скорбно усмехнулась. - Как только представлю: едут... по
плотине... по мосту... между возов помольских, серых, нарядные, веселые,
на парах, на тройках, и всё - к Шатровым. А на возах, а у дороги солдатки
одни смотрят, да подростки, да еще разве искалеченный какой-нибудь
солдат, да еще...
- Довольно! Хватит! - И вне себя от гнева, Шатров отбросил ее руку.
Лицо у него покраснело, на лбу вздулись жилы. - Довольно с меня этих