"Борис Юдин. Город, который сошел с ума " - читать интересную книгу автора

Окуджавских песенок. И все дружно подпели. И так хорошо получилось, так
слажено, что Васильев даже не удивился тому, что, подпевая, друзья по
застолью упорно заменяли слово Арбат словом Город.
Васильев удивился только когда поднялся Кондратьев, задумчиво ощупал на
себе военную форму и, подойдя к зеркалу изрек:
- Ну вот, и началось. Я так и знал. Но с вами, гниды, - обратился он
неизвестно к кому, - я в разведку не пойду.
После такой речи Кондратьев попросил рюмочку для реанимации организма и
вышел покурить.
- Интересно, что это он там увидел? - подумал Васильев и, воспарив,
пролетел над головами сидящих прямо к зеркалу. И вот, когда Васильев
посмотрел в мутноватое стекло, когда увидел свои остановившиеся, абсолютно
мертвые глаза, тогда ему стало страшно. Васильев глянул на Добежалова, ища
поддержки. Но тот и лицом и всей фигурой показал, что ничем помочь не может,
что, дескать, у всех так оно начиналось.
Тогда Васильев довольно жестко приземлился и, конечно же, не удержался
бы на ногах, если бы не дружеская поддержка.
- Спасибо, братцы! - сказал Васильев и побежал в туалет. Там он, кое -
как выблевав выпитое и съеденное, умылся холодной водой, и ему стало лучше.
А как только стало лучше, он вернулся в застолье, где Хрупак уже наяривал
"Цыганочку". Главный художник Янка Дукст, натянув на голову парик и нацепив
несколько цветастых юбок, уже плясал, поводя плечами и потряхивая
поролоновым бюстом. Все ждали выхода Зои Таранькиной. "Цыганочка" была ее
коронный номер. И начинала она ее неизменным кувырком через голову.
Но Васильеву было так тошно на душе, что он не стал дожидаться пока Зоя
переоденется, заявил, что болен и ушел. На лестнице Васильев столкнулся с
Ваней Кучерявым и его супругой Татьяной Крайней. Кучерявый только что был
назначен главным редактором газеты "Красное знамя" и считал, что ему, как
начальнику, положено задерживаться.
Васильев поприветствовал супругов. Он прекрасно знал, что Ваня быстро
напьется и будет петь комсомольские песни, а Крайняя сядет в сторонке и
моментально заснет, положив пухленькие ручки на колени.
Васильев шел домой, не видя ничего вокруг - только зеркальное отражение
собственных мертво - оловянных глаз.
- А может быть, это все - таки сумашествие? - утешал себя Васильев так
горячо, что уже начал в это сумасшествие верить.
Дома ждал его очередной сюрприз. За кухонным столом сидели домовой
Константин и кошка Милка. Они играли в карты.
- Олег Петрович! - обрадовался Константин, увидев Васильева, - Ты скажи
своей кошке. Она передергивает... Так ты скажи ей!
- Очко! - сказала Милка, перевернув карты, - Шапку снимай, нечистик.
И тут же исчезла. Константин извиняющимся тоном объяснил:
- А что мне оставалось? Пришлось твою кошечку убрать. Не могу же я без
шапки ходить. Мне без шапки должность не позволяет.
Васильев сел напротив Константина и закурил. На душе было противно
препротивно.
Крысы! - сказал Васильев Константину. - Они все, как крысы в бочке,
жрут друг - друга.
- Ну, ты это кончай... - не согласился Константин, - Это клевета,
короче.