"Борис Юдин. Город, который сошел с ума " - читать интересную книгу автора

- А вот Михаил Мефодиевич в восторге. - как бы между прочим проговорил
Васильев. - Так и сказал: "Будем поднимать Воскресенскую..."
Щепотько начал меняться в лице: сначала побледнел, потом покраснел.
Какого цвета стало его лицо в финале этих перемен Васильев уже не видел,
потому что вслед за Добежаловым вошел в мужской туалет. Отводя душу Васильев
спросил:
- А что? Кондратьев действительно...
- Конечно. - подтвердил Игорь Николаевич, полоща руки под струей
воды, - Пьяный в хлам ваш Кондратьев. Перед спектаклем едва нашли. Весь
театр облазили - пропал человек. Потом электрик обнаружил на колосниках под
самой крышей спящим. Как не свалился, одному Богу известно. Сволокли его
вниз, отпоили нашатырем... Поэтому и раскованный.
Когда Васильев вышел, Щепотько уже стоял у служебного входа с лицом
нормального цвета. Только столько недоумения и обиды было в этом лице да и
во всей фигуре Владлена Гавриловича, что был он похож на ребенка, которому
вместо конфеты дали пустой фантик. Щепотько уже открыл рот, чтобы выразить
очередную точку зрения, но тут дверь распахнулась и из служебных помещений
вышел сам Михаил Мефодиевич и сопровождающие его лица. Они в очередь пожали
Добежалову с Васильевым руки и строем удалились. Последней выпорхнула из
дверей зав. Отделом культуры Марта Яновна Бородкина, подарила свое
энергичное рукопожатие и побежала догонять своих.
- Вы видели? - трагически спросил Щепотько. - Нет! Вы видели, как я
страдаю за убеждения? Мне никто не подал руки.
- Владлен Гаврилович! - Васильев попытался успокоить безутешного
Щепотько. - Вы просто стояли в стороне. Вот, второпях Вас и обошли.
- Нет, нет! Это интриги! - голос Щепотько трагически дрогнул. - Я
недавно на концерте стихотворение Солоухина про кактус прочитал. В самом
стихотворении ничего такого... Но вы же представляете, как я его прочитал? И
вот, пожалуйста. Уже донесли.
- Владлен Гаврилович! - посочувствовал Добежалов. - Я бы на Вашем месте
пошел бы и напился. Но зная, что Вы не пьете водку, ничего посоветовать не
могу. - и открыл дверь в полумрак и таинство сцены.
А на сцене ликовала труппа. Обнимались и целовались недавние недруги и
други. Бывшие, настоящие и будущие любовники и супруги. Таланты, признанные
и не очень, лобызались с бездарями и одухотворенные творцы поздравляли
приземленных ремесленников. И поверх всего, ниспровергая все законы физики,
парила Ника Воскресенская с огромным букетом роз в руках. И неизвестно как
долго длилось бы это всенародное ликование, но в софите пушечным выстрелом
лопнула лампа. Тут же народ пришел в себя и начал расходиться. Ника плавно
приземлилась возле Васильева, чмокнула его в щеку и сказала:
- Иди на пятый. А я Кондратьева убью, суку, и сразу приду.
- За что же ты его так? - удивился Васильев. - Вот даже Владлен
Гаврилович его хвалил. Раскованный, дескать...
- Раскованный? - переспросила Ника и рассмеялась специальным смехом, -
Эта сволочь пьяная перепутал спектакли. Мы играем "Трех сестер", а он "Парня
из нашего города". Это просто дурдом какой - то! Хорошо еще, что наш зритель
пьес не читает. Я - дура и ничего не понимаю, Олег! Ничего! Когда эта
сволочь вышла в полевой форме сорок первого года и с автоматом в руках,
никто и не удивился даже. Никто. Ты въезжаешь? Я нет. А когда этот мудак
взмахнул автоматом и заорал: "За Родину, за Сталина! ", зал в восторге