"Борис Юдин. Возлюби ближнего " - читать интересную книгу автора

- Он самый, - подтвердил Петраков. - А тебя, батя, я признал. Ты старый
Базыль.
- А раз признал, насыпь-ка табачку солдатского.
Закурили. Петраков неспеша смотрел по сторонам. Деревня казалась
обезлюдевшей. Только кудахтала где-то радостная несушка да время от времени
перебрехивались собаки.
- Я вот что тебе, солдатик, скажу, - начал дед Базыль и закашлялся. -
Зря идешь. Вот что я тебе скажу. Спалили всех твоих. И батьку, и мамку, и
Наташку твою, и деток. Всю деревню спалили. Одна твоя сеструха Марья
осталась. Та поехала как раз к куме в гости за реку. Вернулась - на тебе.
Всех спалили.
- Как же так вышло? - спросил Петраков и заиграл желваками.
- А вот так, - вздохнул дед. - Ночевали партизаны у Нюшки. Ну,
напились, понятно. И пердолили тую Нюшку в очередь. Обыкновенно...
А тут по деревне немецкий патруль поехал. Трое на конях и собака.
Эти-то дураки с пьяну выскочили и давай пулять. Немцев убили, а собака ушла.
И привела карателей. Всех и спалили.
- Ладно, дед, - поднялся Петраков и похлопал Базыляка по сутулой
спине. - Пойду я. Раз сеструха жива, значит есть куда.
- Жива, как есть! - заверил Базыль. - И хата ее уцелела. Вишь ты какое
счастье. Так что иди и не сомневайся. Живая она.
Но Петраков уже шагал в сторону синеющего леса.
У опушки Петраков свернул в кусты лозняка и, оказавшись на берегу
маленького пруда, сбосил вещмешок и скатку, а сам упал на землю лицом вниз.
Лежал и грыз эту родную и ненавистную землю, подвывая по-волчьи. Потом
поднялся и сказал своей чайной розе:
- Будем жить, брат. Что тут сделаешь? Надо жить.
Петраков достал из вещмешка фляжку, взболтнул возле уха. Потом
перекрестившись, сказал:
- Упокой, Господи, души невинно убиенных.
И несколько раз тяжело глотнул.
Потом Петраков достал кусок мыла, разделся и долго мылся в пруду. А,
вымывшись, тщательно брился, закрепив зеркальце в развилке сучьев.
Приведя себя в порядок Петраков достал из вещмешка все чистое и
переоделся. Звякали медали, горели кровью нашивки за ранения, светились
неведомым светом ордена.
Переодевшись Петраков раскатал шинель и вынул из карманов три
холстинных сверточка. Развернул. На сером теле шинели засверкали кольца,
цепочки, часы и нательные крестики. Отдельно лежала пачка денег. Петраков
погладил этот блеск рукой и сказал саженцу:
- Нет, ты понял, брат? Думал - все для деток. Приду, думал, надо одеть,
обуть, в люди вывести. Вот и пришел...
Петраков отделил несколько бумажек и положил в карман. Потом, вытряхнув
чайную розу из котелка, уложил свое добро в котелок и в тряпочку завернул.
Потом аккуратно зарыл котелок под корни старой сосны.
- Ты не бойся, брат, не брошу, - говорил Петраков чайной розе, укутывая
ее корни в портянку и перевязывая веревочкой. - Ты мне помог, а я не брошу.
Четыре досмотра - это тебе не кот начихал. Не бойся. Будем жить. Гроши есть,
чего не жить?
И Петраков зашагал по песчаной дороге в лес.