"Уильям Батлер Йейтс. Великое колесо возвращений" - читать интересную книгу автора

И конечно, возмущала подозрительная аполитичность поэта. В годы перед
Второй мировой войной каждый обязан был выбрать свою сторону баррикад. Но
ему не внушало доверие ни одно из правительств. В одном из частных писем
Йейтса 1936 года сказано: "Коммунисты, фашисты, националисты, клерикалы,
антиклерикалы - все они должны быть судимы в соответствии с числом своих
жертв".


Йейтсу выпала длинная дорога. Если в молодости он и был эстетом,
построившим себе башню из слоновой кости, то в дальнейшем, как пишет Ричард
Эллман, "из-за недовольства соседей, а отчасти из-за собственных сомнений в
ее прочности, он выбрался наружу, в мир, и добыл там менее изысканные
материалы, которыми постепенно заменил всю слоновую кость, до последнего
кусочка".


Но это не значит, что Йейтс готов был поступиться своей юношеской
мечтой. Те "спасительные слова", которые впоследствии произнесет И. Бродский
и которые в письмах к нему дважды повторит Ахматова: "Главное - это величие
замысла" - были спасительными и для Йейтса.


Он оставался цельным художником несмотря на все свои противоречия и
сомнения. Он не скрывал их, он вообще ничего не хотел скрывать: жизнь поэта,
считал Йейтс, есть жизненный эксперимент, и публика имеет право знать о ней
все. Шекспировская эпитафия: "Проклятие тому, кто потревожит мои кости",-не
про него писана.


Он положил на одну сторону весов свою поэзию, а на другую - свою
судьбу, и обе чаши таинственно уравновесились. Любые обстоятельства
повседневности значительны, когда они освящены великой целью. В эпоху, когда
прагматизм старается сделать поэта затейником, работником досуга, загнать
сверчка искусства на предназначенный ему шесток,- архимедово усилие Йейтса
перевернуть мир и утвердить его на нематериальной точке опоры заслуживает
восхищения.


Другие пути элементарней. Легко, например, предаться истерике или
показать миру кукиш. Выход неплох - для любителей игры в поддавки. Есть и
широко распространенный на Западе метод "честного реализма". Но все это, по
выражению Кэтлин Рейн, лишь "втирание соли собственного отчаяния в рану,
оставшуюся от ампутации духовной составляющей жизни".


В Древней Ирландии было две категории поэтов: барды - исполнители
боевых, заздравных и сатирических песен, и филиды,- поэты-жрецы, носители
высшей мудрости. Йейтс, разумеется, претендовал на роль филида. Сознавал
свою земную слабость, но верил в божественную искру, в то, что поэт, может
быть, лишь "сверхмарионетка" движущего им высшего начала.