"Фрэнк Йерби. Изгнанник из Спарты [И]" - читать интересную книгу автора

твердолобы, - насмешливый голос дяди Ипполита врезался Аристону в память.
- Мы прекрасно обучены искусству лицемерия, коварства и предательства.
Попомни мои слова, мальчик: я лучше буду рабом в Афинах, чем одним из
соправителей Спарты.
Аристон с усилием отогнал это воспоминание. Сейчас не время поддаваться
едкой иронии, которой славился толстый, вечно паясничавший дядя Ипполит,
которого Аристон тем не менее любил. Он подозревал, что дядя во многом
прав. В частности, в том, что за привилегию быть спартанцем надо платить
добровольным отказом от цивилизации. Аристон собственноручно переписал
поэмы, которые дядя Ипполит привез из Аттики и Лесбоса, но буагор, старший
группы, нашел их - они были спрятаны в немногочисленных пожитках юноши - и
донес педоному, наставнику молодых спартанцев. С трудом одолев одно из
стихотворений (в чтении спартанцы были не очень-то сильны) и поняв, что
перед ним не военные оды, а эротические гимны, любовные песни, педоном
велел высечь Аристона и, что самое печальное, сжечь стихи.
Однако сейчас, когда его связали, как борова, и подвесили к палке,
словно дикого кабана, от беспредельной утонченности дяди Ипполита не было
никакого проку, хотя обычно она находила отклик в душе Аристона. Нет,
теперь он должен быть как кремень, не зря же он получил спартанское
воспитание - то самое, которое его дядя так презирал (вероятно, потому,
что ему оно совершенно не пошло на пользу). Нужно придумать какую-нибудь
уловку, хитрый маневр, проявить несравненное спартанское коварство и
добиться, чтобы периэки его развязали, освободили и отпустили на берега
Эврота, где он и его товарищи для закалки спали голыми и зимой и летом.
Вот что теперь ему требовалось позарез! Но в голову не лезло ни одной
дельной мысли. Она слишком сильно болела, ведь с размаху брошенный камень
пробил череп; кровь, правда, запеклась в светлых, цвета темного золота,
волосах Аристона, но мухи назойливо жужжали, роясь возле раны, и это тоже
не способствовало размышлениям. Аристон снова закрыл глаза и шепотом
помолился Зевсу, Великому Истребителю Мух. Тряска не прекращалась.
Аристону было так плохо, что впору умереть.
Он почти три дня ничего не ел. Аристон и не подозревал, насколько диким
это показалось бы любому другому эллину, не уроженцу Спарты. Какой полис в
Элладе ни возьми:
Афины, Фивы, Коринф или Сиракузы, - его граждане в жизни бы не
поверили, что сына богача, мальчика аристократических кровей можно забрать
семи лет от роду из отчего дома, заставить ежедневно упражняться в
искусстве убивать людей, носить одну и ту же одежду и летом и зимой, спать
голым в камышах на берегу реки в любое, даже самое суровое, время года,
драться с приятелями чуть ли не до смерти, доказывая им свою отвагу,
подвергать беднягу порке за малейшее нарушение общепринятых правил, а
иногда и без оного - и все это лишь для того, чтобы просто научить его
сносить боль без единого стона; и самое ужасное - что его можно держать
впроголодь, а порой, как сейчас, вообще не кормить, вынуждая красть еду -
есть-то хочется!
Однако именно так воспитывался юный спартанец Аристон, отец которого
входил в совет старейшин, называвшийся герусией. Точно так же
воспитывались и все его товарищи. И теперь Аристону предстояло поплатиться
жизнью за то, что в поисках прокорма он покинул родные края. ("Хм!.. Самое
обыкновенное воровство!" - фыркнул бы дядя Ипполит.) Однако острый ум