"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Падение короля" - читать интересную книгу автора

умела. Она ничего не могла другого, как только падать и опускаться, словно
она тонула в морской пучине, погружаясь на дно. Она выбрала такую жизнь по
доброй воле, и потому в ней чувствовалась какая-то пугающая, бесчеловечная
холодность; однако, невольно и неведомо для нее самой, все ее существо
выражало простодушное недоумение, она напоминала навозного жука, который
свалился на спину в дорожную колею и барахтается в ней, старательно
перебирая лапками, делая последние шаги, пока его не раздавит проехавшее
колесо.
Но были в эту ночь мгновения, когда Люсия сияла, облеченная царственным
величием греха. Сумрачное ее чело озарялось ореолом неутолимого желания и
ужаса, душа ее вспыхивала в безумных блуждающих очах, подобно взору
крестоносца, узревшего, как пышным цветом пробились вкруг святого креста на
его груди роскошные гроздья кроваво-алых роз.
Аксель задремал.
И снилось ему, что он неуклонно соскальзывает в иной - половинчатый,
расплывчивый - мир; он сидел на берегу моря, и рядом была Сигрида, ему
снилось, что на него напала неодолимая дремота. Он все-таки встал и,
шатаясь, побрел, чтобы приготовить постель, и долго боролся с волнами,
укладывая их и разглаживая, а одну - белоснежную - взял вместо подушки, но
как ни старался, все уплывало у него из-под рук: только схватится за кончик
простыни - глядь, она уже плеснула в руках и растеклась, и нету ее... дольше
всего он пытался управиться с непослушными подушками, но в конце концов
бросил.
...А немного погодя Аксель и Сигрида отлетели от земли. Вот они
постояли, паря в воздухе, и Сигрида взяла его за руку. А потом они полетели
далеко и высоко-высоко, но сонному Акселю все казалось, что надо лететь
дальше и выше в небеса, и мнилось ему, что где-то на краю света есть нечто
такое, что они должны увидеть. Они летели уже долго, и вот Сигрида начала
уставать, ее полет отяжелел, и она стала жаловаться, и тут оба обрушились
вниз. Аксель проснулся. Он снова засыпал и снова видел чудеса, а
проснувшись, не мог их припомнить.
- Покажи, есть ли у тебя родинка, чтобы мне по этой отметине узнать
тебя в аду, - стал просить уже полубезумный Аксель на рассвете.
Люсия засмеялась стыдливо, она чуть не плакала от счастья, и показала
ему рубцы, которые остались у нее после наказания плетьми; шрамы оплетали ее
спину, точно бледные камышинки, и, как камышинки, оканчивались вверху
коричневой шишкой в том месте, где кожу целовал грубый узел кнута.
...И опять Аксель не заметил, как сомкнулись его вежды, и снова он
летал, но уже один. Стоя во весь рост на воздухе, он летел по улицам
Стокгольма вровень с нижними краями крыш, прижав к бокам локти, словно
бегун; его поддерживала на лету какая-то внутренняя сила, и он плавно и
сильно стремил свой полет. Пустынные улицы настороженно замерли в сумеречном
свете; далеко впереди, в глубине глухих переулков, шевелятся какие-то тени и
бегут без оглядки прочь; но в тех местах, над которыми он пролетает, ему не
попадается ни одной живой души. Горит и пламенеет золотом желтое небо,
словно лелея блаженную тайну.
Вдруг в конце улицы вырастает поперек его пути стена высокого дома;
Акселю становится страшно, как бы не разбиться о мрачную преграду, какие-то
лица смутно маячат в оконных проемах; напрягая все силы, Аксель успел круто
взмыть вверх, он легко переносится, через конек крыши, чуть-чуть не задев за