"Брет Истон Эллис. Информаторы" - читать интересную книгу автора - Не я же на Шерил женюсь - ты.
- Когда ты так отвечаешь, малыш, я сразу понимаю, что ты думаешь. Я порываюсь коснуться его ладони, но что-то меня останавливает. - Не переживай, - говорю я. - Я был так... одинок, - говорит он. - По-моему, целую вечность. - Угу. - Наступает момент, когда кто-то нужен. - Не объясняй, - поспешно говорю я, а потом не так жестко: - Потому что ты не обязан. - Я хочу, чтобы ты меня одобрила, - просто отвечает он. - Вот и все. - Тебе это не нужно. Он откидывается на спинку, опускает сигарету, которую собирался прикурить. - Свадьба в декабре. - Пауза. - Когда ты домой вернешься. Я смотрю в окно на густой холодный снегопад, на облака, серые, будто асфальт. - Ты маме сказал? - спрашиваю я. - Нет. За обедом официант усаживает меня за столик со старым евреем; тот читает потрепанную черную книжечку и бормочет - должно быть, на иврите. Старый еврей совсем не похож на моего отца, но манерой держаться напоминает многих отцовских друзей со студии. Еврей старше, с бородой, но после ноябрьского обеда с отцом я впервые ем так близко от мужчины. Я почти не притрагиваюсь к сэндвичу, тонюсенькому и черствому, и к остывшему овощному что здесь не курят. Ковыряю сэндвич, оглядываю переполненный вагон-ресторан, замечаю, что все официанты черные, а пассажиры - по большей части старики и иностранцы. Снаружи мелькает пейзаж цвета сепии, саманные домишки, молодые матери в обрезанных джинсах и блузках с бретельками поднимают красных младенцев, показывают им поезд, вяло машут проезжающим вагонам. Пустые автокафе, громадные, явно заброшенные помойки, опять саманные дома. В купе я разглядываю шмотки на полке, в наушниках Бой Джордж поет "Церковь отравленного разума", песню с кассеты, которую в ноябре купил мне отец. Ночами фигово. Не могу спать даже после валиума, от него лишь впадаю в прострацию, шагаю по купе - там особо не погуляешь, - стараясь не падать, когда поезд разгоняется по пустыням, внезапно тормозит без предупреждения, и в сумеречном вагоне меня резко дергает. Поднимаю занавески, ничего не вижу, только уголек сигареты светится в оконном стекле. На развязках, как правило, объявляют, что на пути надуло песка, а один раз, около трех ночи, - что-то про койота. Я ненадолго засыпаю и прихожу в себя, когда на границе Аризоны поезд въезжает в грозу. Полная темень, и вдруг пурпурные, фиолетовые молнии расцветают по всему небу, на несколько секунд освещая городишки. Поезд их минует - вокзальные колокола, мерцание красных вспышек, фары одинокого пикапа застыли на переезде, ждут, а поезд громыхает в ночи, и кошмарные городишки уменьшаются, исчезают, отдаляются друг от друга, а я еду поездом не потому, что не люблю летать, и не потому, что хочу увидеть свою страну, - я не желаю лишние три дня торчать в Лос-Анджелесе с отцом и Шерил, или с Грэмом, или с матерью. Закрытый универмаг, неоновая вывеска бензоколонки, |
|
|