"Михаил Яворский. Поцелуй льва " - читать интересную книгу автора

1 СЕНТЯБРЯ 1939 ГОДА

Я не мог пропустить первый день школы, даже если бы захотел. Перед
отъездом пан Коваль обвел красным вторник 1 сентября 1939 года в настенном
календаре.
Я переходил во второй класс гимназии. После четвертого класса меня
ожидали два года лицея, а затем университет. По крайней мере так планировал
пан Коваль. Я же был не против - он платил за мою учебу большие деньги, т.
к. гимназия была довольно престижной. Собственно, он платил только половину,
так как сын крестьянина я подходил под "свидетельство бедности", что давало
мне право на такую скидку.
По дороге в школу я ощутил, что форма на мне немного узковата. Кожаный
портфель в моей руке был легким - там лежала только одна тетрадь. Ночью
наверно был ветер, потому что земля была усыпана каштанами. Они, словно
дикобразы, ежились зеленой скорлупой. Я пнул несколько каштанов ногой, не
думая что делаю. Один попал в женщину передо мной. Она взвизгнула, наверно
больше от неожиданности, чем от боли. Не ожидая, пока она обернется, я
свернул в боковую улочку и подался в школу обходным путем.
Вот почему в свой класс номер 2-А я пришел последним. Наш класс имел
еще одну группу - 2-Б. Они отличались только тем, что иностранным языком 2-А
был немецкий, а 2-Б - французский.
Только я уселся рядом с Богданом, который занял мне место, как в класс
вошла учительница. Она была новая, представилась на польском языке. Согласно
правил, теперь каждый учебный день должен начинаться с молитвы "Отче наш". В
Польше государство и религия были одним целым. Окровавленное распятие висело
на стене в каждом классе, рядом с ним, левее, - портрет маршала Пилсудского,
а правее - польского президента Мосцицкого. Стоя под этими портретами,
учительница сказала, что, поскольку у нас урок польского языка, то и
молиться мы будем на польском.
Я оцепенел. Я всегда молился на родном языке. Я и представить себе не
мог - молиться по-чужински. Не долго думая, я поднял руку.
- Так. Тебе чего? - резко спросила учительница.
- А что, Иисус по-украински не понимает? - боязливо и несмело спросил
я. Класс взорвался смехом, но моментально замолчал, когда учительница
заорала:
- Цыц, дети! Молчать!
Наступила гнетущая тишина. Меня пронзило холодом от мысли, что вот
сейчас меня выгонят из класса или отошлют к злому директору. Что тогда
скажет пан Коваль?
Пока учительница подбирала слова, приближались и становились громче
выкрики продавцов газет: "Экстренный выпуск! Война! Германия атакует
Польшу!"
Как зверушки в клетке, что почувствовали запах свободы, мы сорвались с
мест и столпились возле окон. Но скоро мы снова были за партами из-за криков
учительницы и директора, который появился на пороге. Урок продолжался так,
как будто ничего не случилось. Следующие уроки прошли так же, как будто все
было хорошо. А на следующий день нас всех собрали в спортзале.
К нам с трибуны обратился директор. Он сказал, что здание школы
забирают военные и что с этого момента занятий не будет.
Мы взорвались аплодисментами, которые сразу стихли, когда директор