"Юрий Яровой. Подарить Вам город? (Сб. "Фантастика-78")" - читать интересную книгу автора

пригласила:
- Садитесь, здесь сухо.
Лавров сел рядом, качели качнулись...


Кто-то стучал в дверь.
- Да! - крикнул Лавров, вскакивая с кровати. - Войдите.
Пришел сосед.
- Извините, вот это моя кровать? Извините, пожалуйста, а курить в
номере можно? Нет, нет, раз вы не курите... Извините, а горячая вода есть?
Извините, пожалуйста, вы сейчас не будете принимать душ?..
Лавров сбежал от этого "извините" через пять минут. Ушел из теплого,
уютного номера, почти не отдохнувший, злой и хмурый. И погода была под
стать его настроению - шел мелкий, почти невидимый и неощутимый дождь.
"Как тогда", - мелькнуло воспоминание, и Лавров с удивлением огляделся:
да, этот проспект ему был хорошо знаком. И парк... Парк...
Он перешел проспект, огляделся, увидел широкую аллею, украшенную
фонарями в виде белых зонтов, а дальше ноги понесли сами: по аллее до
поворота направо, потом еще один поворот... "Детская площадка", - прочел
он и через десять-пятнадцать шагов стоял перед качелями под крышей. "Тут
есть детские качели, они под крышей... Посидим?"
Он колебался - это было неожиданно, он почти забыл ее голос, не говоря
уже о лице... "Садитесь, здесь сухо".
Он сел, качели качнулись... Она, кажется, вскрикнула, а может, ему
показалось - все получилось слишком быстро. Он только почувствовал у себя
на подбородке ее мокрые волосы и провел по ним ладонью...
Она не отпрянула, не пошевелилась. Замерла. И он, почти не соображая,
что делает, осторожно прикоснулся ладонью к ее щеке.
- Какой вы нежный! - прошептала она тихо, чуть повернула голову, и он
на своей ладони ощутил ее губы. - Поцелуйте меня, - прошептала она ему в
ладонь так тихо, что он едва расслышал...
Здесь, на качелях, они просидели до глубокой ночи. Шел мелкий,
въедливый дождь, но у них под крышей было сухо. Постепенно смолкли все
звуки: сначала музыка, потом голоса людей, потом начал стихать шум машин
на проспекте. И был такой миг, когда она очнулась, отпрянула и спросила,
почти выкрикнула с вызовом:
- Я хорошо целуюсь, правда?
Он не стал ей отвечать, а привлек к себе и опять, как в первый миг,
осторожно, ощущая дрожь в пальцах, провел по ее мокрой от волос щеке.
- Вы правда нежный, - услышал он шепот, и этот доверчивый шепот вдруг
отдался в его сердце болью. "Как все глупо, не нужно... Зачем мне это? Вот
тебе и гид..." - подумал он, впервые за весь вечер вспомнив о жене и
детях.
А потом она плакала - необъяснимо, беззвучно, давясь слезами, и он ее
успокаивал, говорил какую-то чепуху. Она притихла, словно согрелась у него
на груди, и вдруг сказала:
- Спеть вам песенку? Старую шотландскую песенку о Томи, который любит
качели.
И запела, не дожидаясь его ответа: