"Юрий Яровой. Зеленая кровь" - читать интересную книгу автора

вспышки клеточного деления". И ведь мы нигде ни единым словом не обмолвились
- ни в докладах, ни тем более в статьях - об этой самой эйфории хлореллы...
- А если так... - опять задумался Михаил, по-прежнему словно не обращая
на меня ни малейшего внимания. - Если это так, то из этого вытекают по
крайней мере два важных следствия: во-первых, механизм регуляции состава
атмосферы Земли имеет некоторый запас, очевидно, по каждому из ее
компонентов, в том числе и по углекислому газу. Да, об этом ведь и писал
профессор Скорик предупреждал, что если не будут приняты меры, зеленая часть
биосферы со временем отравится газовыми выделениями цивилизации - выхлопными
газами автомобилей, электростанций и всем остальным...
Я чувствовал себя чуть ли не обворованным - мерзкие состояние: два года
работы, бессонные ночи... А какой был ужас, когда мы увидели, что хлорелла в
культиваторе начинает менять свой цвет! Обычно хлорелла, когда "живет" с
испытателем, в сутки вырабатывает около полукилограмма биомассы. Это норма.
А тут, без человека, чуть до килограмма дело не доходило! Механизм отбора
излишка биомассы, отрегулированный на эти самые пятьсот шестьдесят граммов,
явно не справлялся, и культиватор буквально на наших глазах начал темнеть.
Да и сама хлорелла, обычно мягкозеленая, вдруг стала стремительно
приобретать какой-то ядовитозеленый, изумрудный оттенок. Но главное было в
другом: кривые газоанализаторов - все до единого - четко регистрировали
падение концентрации кислорода: за трое-четверо суток с двадцати одного
процента до пятнадцати. Зато кривые концентрации аммиака и метана резко
полезли вверх... Хлорелла будто переродилась, превратилась в какую-то
раковую опухоль! И никто не понимал, что же именно с ней произошло. Помню,
кто-то из стоявших возле культиватора, пораженный увиденным, сказал:
"Самоубийство".
- А во-вторых, - продолжал Михаил размышлять вслух, - можно выдвинуть
чрезвычайно любопытное предположение о том, что определяющим в газовом
составе атмосферы, как это ни парадоксально звучит, является концентрация
углекислого газа... Да, да! Не кислорода и азота, а углекислого... А это
значит... - Он прошел к иллюминатору, постоял, повернулся ко мне, и я опять,
совершенно неожиданно для себя, ощутил прежний нервный зуд, но теперь уже
совсем иного характера: я, как мне казалось, уже знал, что он скажет
сейчас... Знал. - Да, интересно... Если принять во внимание наш вывод о
патологии зеленой клетки при увеличении концентрации углекислого газа...
Послушай, - вспомнил он наконец обо мне. - Потрясающая картина: вся
поверхность Земли, да и океан - тоже... Сплошной зеленый ковер! Сплошные
джунгли! Спонтанный рост зеленой клетки... Нет, представь себе, какая дикая,
совершенно не управляемая вспышка роста зелени! - (А я ее видел перед собой:
ядовито-зеленая густая масса хлореллы, через которую с трудом прокачивается
воздух...) - Но ведь это... - Замолчал он, пораженный... - Но ведь это...
"зеленая смерть"? Да, да... Концентрация кислорода в воздухе, скорее всего,
будет падать, а это...
Михаил стоял передо мной, широко расставив ноги; его широко открытые,
устремленные на меня глаза были пусты и черны... Лицедейство? Нет, теперь я
понимал, что это было такое - чернота в его глазах...
- Михаил, мы получили эту самую "зеленую смерть" экспериментально, в
гермокамере.
Мои слова дошли до него не сразу. Чернота в глазах оттаяла, пропала.
- Что ты сказал? - впился он в меня взглядом. - Доказали