"Хворый пес" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)4По дороге в аэропорт владелец «рэнджровера» выбросил в окошко пластиковый стаканчик из-под кофе и целлофановую обертку «Крошки Дэбби» – булочки с корицей и изюмом. Это произошло на скорости восемьдесят миль в час, на шоссе было полно машин, и Твилли не смог подобрать мусор. Он бросил свой старый черный пикап и взял в прокате неброский темно-малиновый «шевроле-корсика»; в туристский сезон таких машин на дорогах Южной Флориды не меньше полумиллиона. Твилли вел машину и радовался своей неприметности; для видимости даже положил на колени дорожный атлас вверх тормашками. Он проследовал за пачкуном к аэропортовской стоянке, а потом прошел за ним к терминалу. Чего бы Твилли удивляться, когда у выхода компании «Дельта» пачкуна нежно приветствовала полногрудая блондинка с дорожной сумкой от Гуччи? Тем не менее Твилли удивился и даже немного опешил. Он и сам не знал, почему. Твилли вернулся к дому пачкуна и дождался ухода жены/подружки. Та вышла в костюме для тенниса с тремя большими ракетками и села в черный «БМВ». Наверняка, подумал Твилли, муж/приятель предоставил авто как временную замену погубленного красного. Когда женщина уехала, Твилли пробрался сквозь живую изгородь на зады особняка и осмотрел оконные рамы с проводками сигнализации. Это не страшно. Слежка за пачкуном и его женой/подружкой подсказывала, что сигнализация вряд ли подключена. И наверняка оба забыли запереть черный ход. Эту дверь Твилли и толкнул. Никаких тебе сирен, бибиканий и свистков. Твилли вошел в дом и прислушался – нет ли служанки, кухарки или няньки. От дверей просматривалась кухня. Вроде бы никаких шевелений, но словно кто-то дышит. – Есть кто? – окликнул Твилли. Он заготовил легенду – мол, окружной инспектор, проверяю защиту домов на случай урагана, увидел приоткрытую дверь, обеспокоился и так далее. Для достоверности Твилли надел узкий черный галстук и рубашку с короткими рукавами. – Эй! – позвал он громче. Из-за угла появилась огромная иссиня-черная собака и ухватила его за голень. Лабрадор-ретривер, просто невиданных размеров, со здоровенной, как у медведя, мордой. Твилли обругал себя – мог бы предвидеть, что такие, как пачкун, непременно держат в доме крупного четвероного друга. Твилли не пошевелился и не дернулся из собачьей хватки. – Плохая собака, – сказал он, питая слабую надежду, что пса устрашит его хладнокровие. – Фу! – продолжил он. – Ай-ай-ай! Нехороший мальчик! – Твилли первый раз столкнулся с собакой, которая напала без рыков и ворчанья. Он потрепал Лабрадору шелковистые уши. – Ну все, ты долг выполнил. Отпусти! Пес без всякой враждебности глянул исподлобья. Больно не было, собака не укусила, а просто невозмутимо и крепко держала ногу, словно любимый старый носок. Времени на игры нет, подумал Твилли. Он нагнулся, сомкнул руки под бочкообразной собачьей талией и оторвал пса от пола. Твилли держал собаку вверх тормашками – уши обвисли, задние лапы вытянулись – пока та не выпустила ногу. Снова оказавшись на лапах, лабрадор выглядел скорее обалдевшим, чем разъяренным. Твилли потрепал его по макушке. Пес тотчас застучал хвостом и перевернулся на спину. В холодильнике Твилли нашел мясные обрезки и кинул их в миску на кухонном полу. Потом крадучись прошел в дом. По нераспечатанной корреспонденции в прихожей Твилли установил, что пачкуна зовут Палмер Стоут, а женщина – его жена Дезирата. Затем прошел в спальню, чтобы ближе познакомиться с хозяевами. Там стояла кровать под тюлевым балдахином в оборках, что Твилли счел перебором. На одной тумбочке лежал роман Энн Тайлер[9] и стопка журналов: «Город и деревня», «Гурман», «Вэнити Фэйр» и «Спин». Твилли заключил, что с этой стороны спит миссис Стоут. В верхнем ящике тумбочки лежали недокуренный косячок, тюбик вазелина, пакетик с заколками и мягкий флакончик дорогого увлажнителя для кожи. На другой тумбочке не было вообще никакого чтива, что совпадало с представлением Твилли о пачкуне. В ящике аккуратно расположились электрощипчики для удаления волос в носу, заряженный револьвер 38-го калибра, камера «поляроид» и пачка снимков, сделанных Палмером Стоутом во время постельных забав с женой. Примечательно, что Стоут, снимавший одной рукой, направлял объектив на себя, и на всех фотографиях красовался нагишом, а жена представала в виде поднятого колена, полукружья белой ягодицы или спутанных золотисто-каштановых волос. Из спальни Твилли прошел в кабинет – обитель мертвой природы. На одной стене висели чучела голов: черный буйвол, баран-толсторог, ушастый олень, лось, лесной волк и канадская рысь. Соседняя стена представляла рыбные трофеи: тарпон, полосатый марлин, павлиний окунь, кобия и большеглазая сельдь, размером чуть больше банана. В центре кабинета на дубовом полулежала гривастая шкура африканского льва – душераздирающая победа белого охотника. Твилли прошел к девственно чистому письменному столу – по краям лишь две фотографии в одинаковых серебряных рамках. На одной фотографии загорелая Дезирата в пронзительно розовом купальнике махала с носа парусной шлюпки. Море на фоне было слишком прозрачным и красивым для Флориды; наверное, Багамы или Карибы. На другой фотографии – лабрадор-ретривер в красном колпаке Санта-Клауса. Запечатленное собачье долготерпение очень рассмешило Твилли. Он прослушал сообщения на автоответчике и кое-что себе пометил. Потом обследовал третью стену кабинета, где от пола до потолка разместился книжный шкаф, отполированный, но – предсказуемо – без книг. Твилли обнаружил три тонких книжицы о премудростях гольфа и глянцевое парадное издание, увековечившее участие «Флоридских Марлинов» в мировых чемпионатах по бейсболу от первого до последнего. Вот и вся библиотека Палмера Стоута; не было даже обязательных украшений – томов Фолкнера или Стейнбека в кожаных перелетах. Стоут не нашел ничего лучше, как заставить изысканного красного дерева полки коробками из-под сигар. Пустые коробки явно выставлены, чтобы впечатлить курильщиков: «Монтекристо № 1», «Коиба», «Императрица Кубы Робусто», «Дон Матео», «Партагас», «Лиценсиадос», «X. Апменн», «Бауза». Твилли не разбирался в элитном табаке, но догадался, что пустые коробки были для Стоута трофеями, как и чучела животных. На отдельной полке экспонировалось еще одно свидетельство пристрастия хозяина: рамка с обложкой журнала «Поклонники сигар», куда вклеена фотография 9x12 с изображением Стоута в белом смокинге и с громадной сигарой. Самодельный заголовок гласил: «Человек года». Твилли услышал шорох в дверях и резко обернулся – явился перекусивший Лабрадор. – Иди сюда, мордоворот, – позвал Твилли. Оглядев чучела рыб и животных, пес вышел. Твилли сочувственно вздохнул ему вслед. С библиотечной лестницы на роликах легко добраться до чучел. Твилли скользил от одной головы к другой и перочинным ножом выковыривал стеклянные глаза. Укладывая их зрачками вверх, он выложил на столе Палмера Стоута идеальную пентаграмму. – Чего ты хочешь, Вилли? – Палмер Стоут дождался, пока они доберутся до девятой лунки, и лишь тогда насел на скользкого как угорь вице-председателя парламентского Комитета ассигнований. – Что за дурацкий вопрос? – ответил депутат Вилли Васкес-Вашингтон, выбирая клюшку для очередного удара. – Почему ты решил, будто я чего-то хочу? Стоут передернул плечами: – Ну давай, потянем время. Засекаю. – Он решил, что слишком мало запросил с Роберта Клэпли за работу. Сто тысяч – все-таки ничтожная плата за жуткий день, проведенный с Вилли Васкес-Вашингтоном на поле для гольфа. Вилли не попал в лунку и спросил: – Все насчет того чертова моста? – Закатив глаза, Стоут отвернулся. – Напомни-ка название острова. – Какая на хрен разница, Вилли? – Губернатор говорил, но я забыл. Они сели в карт и подъехали к одиннадцатой метке. Первым бил Стоут; мячик срезался и улетел далеко в сосны. Вилли Васкес-Вашингтон скосил ярдов на пятьдесят. «Чего ты хочешь!» Иногда Стоут слишком прямолинеен, думал Вилли. При такой постановке вопроса все выглядит неприкрыто корыстным. – Дело не в хотении, а в необходимости, Палмер. Моему округу требуется общественный центр. С этаким хорошим залом. Чтобы днем там занимались детишки. По вечерам тренировались баскетболисты. – Сколько? – спросил Стоут. – Миллионов девять, плюс-минус, – ответил Вилли. – Так значилось в парламентском проекте, но по какой-то причине финансирование зарубили в Сенате. Думаю, опять эти белые босяки. – Общественный центр – чудесная идея. Хоть что-то для ребятишек. – Именно. Хоть что-то для ребятишек. А также кое-что для жены Вилли, которую назначат директором-распорядителем центра с годовым жалованьем в 49 500 долларов, плюс общемедицинская страховка и служебный автомобиль. И еще что-то для лучшего друга Вилли – владельца компании, которая получит контракт в 200 000 долларов на полносборное строительство. И также для мужа главы предвыборного штаба Вилли, который обеспечит круглосуточную охрану центра. И – последнее, но немаловажное, – кое-что для халявщика – младшего брата Вилли, который по случайности владеет обанкротившимся магазином, расположенным в юго-восточном углу площадки, предполагаемой для строительства общественного центра. Магазинчик придется снести и выплатить братцу государственную компенсацию, раз в пять-шесть превосходящую стоимость заведения. Не было никакой необходимости расписывать все это Палмеру Стоуту. Ему совершенно ни к чему вязнуть в подробностях. Стоут допускал, что кто-то из близких и дорогих сердцу Вилли людей желает нажиться на строительстве новехонького девятимиллионного общественного центра, и только бы изумился, окажись оно по-другому. Кормушка – неотъемлемая часть жизни политиков. Кто-то – Завтра я все устрою, – заверил Стоут. – Слушай, я уже на собрание законодателей опаздываю. – Что значит «опаздываю»? У нас еще восемь лунок! – замахал клюшкой Вилли. – Ты не можешь бросить игру посредине! Особенно когда я проигрываю двадцать шесть баксов! – Оставь себе деньги и карт. Я дойду пешком. – Стоут повесил через плечо мешок с клюшками и достал из сумки-холодильника пиво. Он весело, но решительно помахал вице-председателю парламентского Комитета ассигнований и направился к зданию клуба. – Эй, Палмер! Погоди! – окликнул Вилли. Стоут обернулся и приложил к уху ладонь. Вилли поманил к себе. Палмер шепотом выругался и вернулся. – По поводу названия, – негромко сказал Вилли. – А что такое? – Ты видел, как оно обозначено в бюджетной статье? – Я не читаю бюджетное послание парламента от корки до корки, Вилли, – сказал Стоут. – Как и телефонный справочник Майами. Ну давай, подскажи. – В варианте для Сената название должно быть таким же. Только это я и хотел сказать. Стоут испытал жгучее желание вырвать у Вилли клюшку и завязать узлом на его потной шее в фурункулах. – Какое же название мне проставить в сенатском билле? – сдержанно спросил он. – Общественный центр поддержки Вилли Васкес-Вашингтона. – Заметано. – Стоут развернулся уходить. – Может, запишешь? – Ничего, я запомню. Центр поддержки? – подумал Стоут. Именно, поддержки Вилли. – Эй, Палмер! А как насчет твоего моста? – Я набросаю тебе черновик выступления и пришлю по факсу. И мост не мой. – Стоут целеустремленно зашагал прочь. – В смысле, его назовут в чью-то честь? – крикнул вслед Вилли. – Могу назвать в честь губернатора, если хочешь! Или даже в твою! – Нет, спасибо! – не оборачиваясь и не останавливаясь, весело прокричал в ответ Стоут и пробормотал: – Гнус! Зажравшийся продажный подонок! Население Жабьего острова, составлявшее 217 человек, уменьшалось. Остров неоднократно пытались переустроить, и многие его обитатели стали жертвами обреченных на неуспех предприятий. Неофициальным мэром острова был Нильс Фишбэк – бывший ландшафтный архитектор, автор амбициозного проекта, предполагавшего возведение трех высотных жилых домов и других шестисот шестидесяти объектов под названием «Башни Тарпоньего острова». (Все, кто брался за преобразование Жабьего острова, первым делом его переименовывали. Остров скоротечно менял названия: кроме Тарпоньего, он назывался Длинноносым, Дельфиньим, островом Голубой Цапли, Белой Цапли, Маленькой Колпицы, Большой Колпицы, Отмелью птицы Перевозчика, Рифом Перевозчика, Островом Перевозчика и Стаями Перевозчиков. Все лопнувшие прожекты разнились в обстоятельствах провала, но безрадостную и подробную историю каждого можно было изучить в отделе банкротств федерального суда Гейнсвилла.) Сопротивление последнему по времени преобразованию острова исходило от группки озлобившихся землевладельцев, маскировавшихся под защитников окружающей среды. Они рассылали страстные петиции, густо пересыпанные цитатами из Торо,[10] но истинной их целью была не защита девственных берегов от надругательства, а выкачивание денег из строителей. Собственники считали, что Роберт Клэпли слишком прижимист, хотя запросто может переплатить за имущество, как переплачивали обитателям Жабьего острова прежние застройщики. Тактика петиций раньше срабатывала – расшевеливала официальные организации стражей природы и приманивала к проблеме Жабьего острова авторов передовиц из крупных газет. Истерзанные газетными заголовками, преобразователи обычно сдавались и удваивали цену. Почему бы Клэпли не поступить так же для скорейшего обретения своего роскошного курорта? Благодаря известности и старшинству Нильс Фишбэк исполнял ведущую роль в петиционном движении против острова Буревестника. В эйфории первого всплеска планов по переустройству острова, именовавшегося тогда Тарпоньим, Фишбэк неблагоразумно, как выяснилось позже, истратил все сбережения на покупку тридцати трех участков. Нильс Фишбэк мечтал покинуть Майами и удалиться в безмятежный райский уголок, окруженный водами Мексиканского Залива. Он предполагал оставить за собой четыре самых живописных участка и на деньги, полученные от высотного проекта, выстроить для себя и жены роскошную усадьбу в плантаторском стиле. К несчастью для Фишбэка, проект «Башни Тарпоньего острова» всплыл брюхом кверху вскоре после отливки первой домовой панели и внезапного ареста главных спонсоров строительства – двух юных кузенов из Барранкильи. К тому времени Фишбэк успел лишь отделать клочок земли шестьдесят на шестьдесят футов, где воздвигли киоск по продаже участков Тарпоньего острова – весьма скромное ландшафтное сооружение, за которое Нильс Фишбэк все-таки ожидал получить вознаграждение. Денег не получили ни он, ни другие субподрядчики. Дальше – хуже: за восемь лет провалились еще три попытки переустройства Жабьего острова, а у Фишбэка еще оставалось семнадцать участков бесплодной земли из первоначальных тридцати трех. Дом-мечта по-прежнему оставался в чертежах, а Фишбэк одиноко жил в развалюхе, которая не интересовала даже отдел по реализации имущества лопнувших компаний. Жена Фишбэка давно распростилась с мечтами и умотала на континент, предоставив мужу одиночество и свободное время в количестве, вредном для здоровья. Фишбэк прошел через полосу запоев, когда переставал бриться, мыться, чистить зубы и менять белье. Целые дни он проводил на пляже, отчего кожа его потемнела и сморщилась, как грецкий орех. Однажды утром, когда пьяный Нильс Фишбэк мочился со старого деревянного моста, к нему подошел впечатлительный молодой человек, писавший очерки для сент-питерсбергской газеты. На следующей неделе появилась большая статья под заголовком «Мэр Жабьего острова». Хотя Фишбэк не помнил, чтобы он давал интервью, и чего вообще наврал, но рьяно воспринял новый звучный титул. Он отпустил бороду и вытравил ее до снежной белизны, щеголял голым по пояс, босым и в ярких банданах. Фишбэк лихо преобразился в отшельника, несгибаемого защитника Природы, который обитает на острове исключительно из-за его великолепия и не желает разорять постройками. Он радостно позировал фотографам, делая вид, что целует крохотную полосатую жабу, давшую название острову. У него хорошо получалось произносить полные горечи и любви речи о гибели старой Флориды. Потому он на годы стал желанным персонажем для «Вашингтон Пост», «Ньюсуик», «Си-эн-би-си» и телестанций Тернера, не говоря уже о местных средствах массовой информации. Так Фишбэк превратился в эксцентричную знаменитость здешних краев. По правде, ему было глубоко плевать, что делается с тварями, обитающими на Жабьем острове. Самым прекрасным и поразительным зрелищем в Царствии Божьем для него стал бы чек в 510 000 долларов от компании Роберта Клэпли – такую несуразную цену запрашивал Фишбэк за свои семнадцать сиротских участков. Разумеется, он бы с восторгом принял и вдвое меньшую сумму и убрался с Жабьего острова еще до заката. Фишбэк изобразил ужас, когда бульдозеры Клэпли стали утюжить жабью родину, однако втайне возрадовался. Жаб он терпеть не мог, особенно в их брачный период, когда ночь напролет в голове отдавались пронзительные песнопения. Но что важнее, механизированная атака Клэпли на маленьких амфибий мощно подпитывала информацией петиционное движение: какое же чудовище, не правда ли? Тысячами давит невинные существа! На такие случаи у Фишбэка имелась картотека редакционных телефонов для связи с корреспондентами. Он лично проведет телевизионные бригады по старому мосту и дороге на пляж к месту бойни, покажет, где установить камеры. Компания «Остров Буревестника» не выдержит столь ужасной рекламы! За часок до этого Фишбэк уведомит Клэпли, чтобы тому хватило времени позвонить в банк и перевести деньги. Единственно неясный вопрос – когда звонить? Если протянуть со звонком, бойня закончится, и телевизионщикам нечего будет снимать. С другой стороны, вмешаешься слишком рано, и жабья зараза сильно не уменьшится, а через несколько недель у нее весенний брачный период. Фишбэк встал и отряхнул на заднице обрезанные штаны. Вынул из морозилки две банки пива, одну открыл, другую сунул подмышку. Неторопливо спустился с холма к рощице, где заправлялся большой желтый бульдозер. Фишбэк передал неоткрытую банку водителю и спросил: – Долго еще коноёбиться? – Долго, батя, – пробурчал бульдозерист. – Привыкай. – Нет, я имею в виду, сколько будете валандаться? – Фишбэк махнул костлявой рукой, походившей на вытащенную из воды корягу. – Жаб-то когда передавите? – Ты про че? – сощурился водитель. – Глянь на башмаки, приятель. Там жабьи кишки, если не ошибаюсь. Водитель отступил, вытирая подошвы о палую хвою. – Ты че, мужик, рехнулся? – Ладно! – нетерпеливо вздохнул Фишбэк. – Будем считать, поскакунчики здесь не водятся. Просто скажи, сколько это еще протянется. Бульдозерист взглянул на преподнесенную банку холодного пива. Да черт с ним! Это старый безвредный пердун. Наверное, его грохот достал. – Неделю, – ответил водитель. – Так в наряде сказано. – Отлично. – Фишбэк показал на рощицу. – С четверть мили отсюда по этой тропке будет прудок с пресной водой. Славное местечко для свалки. Подгрести б туда побольше грунта. – Ну? – заинтересовался бульдозерист. Нильс Фишбэк заговорщически подмигнул. – Ага! Прямо Жабий Центр, напарник. |
||
|