"Борис Ямпольский. Рассказы" - читать интересную книгу автора

финансового и морального уровня в порядок.
Эта была деляга, завларьком, хищница, наша советская хищница. Эта
деньгами прельщала, удобствами, уютом, всякими темными перспективами.
"Я тебя в холе буду держать, в цельном молоке купать, одними
дефицитными продуктами кормить, как только дефицит -- ты их получишь". Дура,
как будто от этого они слаще или горше. А если у меня характер купца
Калашникова, если я больше всего люблю горох и фасоль. Да иди ты к черту со
своей краденой сгущенкой и колбасой салями. Уйди, ларьковая крыса, не выношу
запаха мешковины и дешевой карамели!
1 Рывком он подымает стакан и алчно глотает портвейн.
-- Бальзачок как сказал: "Лучше жить в клетке со львом и тигром, чем со
злой женщиной". Умнейший мужик! Жизнь, говорил, есть Человеческая Комедия.
Он с ненавистью отстраняет от себя бутылку, приободряется.
-- А теперь -- заре навстречу -- жена .инженер-химик, кончила
Менделеевку, научный работник, диссертантка. Вот это положительный человек,
вот это наш советский челбвек, законный, по штатному расписанию, со своей
материальной базой, своей финансовой дисциплиной, со своим, не чужим умом.
Море интеллигентности. Газеты читает, книги, журналы, во всем понятие имеет,
а политически подкована -- ужас! Она еще лауреаткой будет, вот увидите!
Да! По уму мужчина, по телу -- женщина, а я наоборот, и вот закон
тяготения противоположностей -- эту, представляете, люблю, и уважаю, и жизнь
отдам. У этой наш порядок. Дисциплинка, будь спок! На стене в квартире у нас
на новых обоях висит плетеный арапник. Если провинился, не пришел вовремя,
на минуту опоздал т-- где шлялся? Снимай штаны. Ложись! Десять -- пятнадцать
ударов.
Какой-то треклятый философ проповедовал: "Если женщина на тебя
обиделась и повернулась спиной -- похвали ее спину, и она простит тебе
обиду". Дикость! Средневековье! У этой по-научному норма дозирована за
каждый проступок. Вот явился на днях, на рубашке след помады. Ложись! "С ней
живешь, параллельно со мной?" Двадцать пять ударов. Бьет и приговаривает:
"Ах ты кошачья морда!"
-- Кричишь? -- спрашиваю я.
-- Конечно, кричу. Еще бы. До волдырей доходит. Сидеть после больно.
Это вам не поцелуй Чаниты.
-- И терпишь?
-- А что делать? -- Он смотрит на меня ярко-синими глазами
нестеровского отрока. -- Иначе нельзя, слезы, истерика, валидол. А так весь
запал в это уйдет. Побьет и нервно успокоится, и потом чувствует себя
виноватой и подлизывается: "Фунтик, карунтик, таракашечка моя..." И опять
Подснежников на коне... О-ля-ля! Хлеба, зрелищ и женщин

Борис Ямпольский. Бретиры


Утром на дальней улице бескудникова, у новых серо-панельных домов,
встретились на прогулке старые бретеры, некогда известные всей центральной
москве, герои бульварного кольца; один коротконогий, похожий на легавую, в
иноземной куртке и миниатюрной вязаной шапочке, и другой -- в тяжелом
пальто, крупноформатный мужчина, с розовым сладострастным лицом и вставными
челюстями.