"Эйми Ямада. Час кошки " - читать интересную книгу автора

Его голова лежит у меня между ног. Я вдруг почувствовала безутешную
грусть. Сейчас голова Спуна покоится между моих ног. На ней густо растут
жесткие, как пружинки, волосы. Его похожий на огромную улитку язык слизывает
мою кожу - слой за слоем. Всякий раз, сжимая коленями его голову, я
чувствую, как меня царапает золотая серьга. Она всегда мешает мне, но Спун
носит ее, потому что она ему очень к лицу. По его спине ручьем бежит пот.
Там, за впадинкой - задница Спуна. Мне всегда страшно трогать ее рукой. Мне
кажется, что если просунуть ладонь между его ягодицами, я уже никогда не
вытащу ее снова. Если только не отрубить руку по кисть.
Такая вот мощная задница. И я стану как девочка в красных башмачках из
сказки Андерсена, которая все плясала и плясала, и не могла остановиться,
пока ей не отрубили ноги... Но я буду плясать, не останавливаясь... Ведь я
не хочу потерять. Не хочу потерять эти путы, стягивающие меня.
- Она вкуснее всего, когда истекает соком! - заявил Спун, нарушив
течение моих мыслей. Он всегда говорит только о том, что имеет отношение к
его телесным отправлениям. У него не бывает мыслей. Его слова выражают
только реакции организма. Иными словами, он танцует не потому, что играет
музыка. Музыка становится нужна, когда его тело начинает танцевать. А сейчас
он извлекает музыку из моего тела, танцуя по нему языком.
Язык Спуна поистине не знает устали. Соки моего тела, как подогретое
молоко, взбухают, переполняя лоно.
- А знаешь, как трахаются коты?
- NO! Не знаю.
Я вдруг ощутила спиной тяжесть Спуна. Жесткие волосы, росшие у него на
груди, так впились в мою кожу, что я едва не заплакала. Спун, наклонившись к
моему левому плечу, вцепился в него зубами.
- Ты что делаешь? Больно же!
- Вот ты, небось, и не знаешь, как это бывает у котов! Они всегда
кусают самок за шкирку, так что шерсть летит клочьями. Прямо-таки выгрызают
ее.
- Что, правда?
- Ну да. А кошки орут как резаные.
- Вот так? - спросила я, изобразив истошное мяуканье. Но тут же кошачий
мяв перерос в мой собственный вопль. Потому что я познала блаженство,
вынудив Спуна взять меня силой.
Я бросила взгляд в зеркало, стоявшее у кровати. В нем отразилась белая
сбившаяся простыня, на ней - я сама. Отражение было похоже на выцветшую
фотографию. Потом все это накрыла сверху еще одна простыня - моя любимая,
чудесного черного цвета, и фотография тотчас же обрела четкие контуры. Стала
такой, как надо. А потом я и вовсе перестала различать, где белое, а где
черное, и в помутненном сознании алели только пятна моих накрашенных ногтей,
отражавшихся в зеркале. Я завывала, как кошка.
- Тихо, тихо, детка. Послушай, как шумит дождь. Монк уже доиграл, а я и
не заметила. Теперь лишь шелест дождя слышался в сумеречной комнате.

5

Я едва успела смыть "рабочий" макияж и отклеить огромные, как птичьи
крылья, искусственные ресницы, когда вернулся Спун. Он с глухим стуком
натыкался на мебель в комнате и орал во всю глотку.