"Вениамин Яковлев. Дневники Трюса " - читать интересную книгу автора

"Сортир не занимать больше, чем положено!" - кричал надзиратель Гнутый, то
ли туда, то ли своим подопечным, слишком любителям государственных новостей (а
мудрый руководитель тюрьмы разрешал читать газеты исключительно в уборной).
Поэты ходили в свою - артистическую уборную, которая была почище, и там была,
помимо "Правды", "Дэйли Вельд", "Файненшл Таймс", и самая популярная в
галактике газета - "Тоска Вселенская".
"Проходной двор", - сетовал N. "Конечно, проходной двор; вся земля
проходной двор между адом и небом. Давай ползи в инквизиторскую на карачках, а
то выкину отсюда", - зло выкаблучивалась, музицировала Аня Сквозная; ей было
главное в человеке - человек, в мужчине - мужчина. И поддала Энному пинком в
зад, чтобы не забывался.

Что же дальше было? Не кончать же роман на 4 странице, хотя бы написал
такой роман: сортировочная - дворовая - сортировочная - сортирная -
парфюмерная - инквизиторская - камера смертников - всё. И это был бы самый
полный на свете роман. Полное собрание сочинений всех миров и времён.
Но наш грешный мозг привык к болтовне и словоблудию, так что подлетим
поближе и рассмотрим детали, детали человеческой судьбы.

В инквизиторской N не прижился. Там однажды до полусмерти избили одну
несчастную за то, что она ступила ногой в плевок сына начальника тюрьмы. N не
спал три ночи потом от кошмаров (женщину била машина) и напросился на казнь,
ему предстояло последнее испытание. А напротив инквизиторской находилась
Комната Смеха (для персонала), а напротив Комнаты Смеха - нет, не
инквизиторская, не угадали, а маленькая каморочка даже, а не камера. Нежная
такая комнатка, утлый чёрный чёлн к вечности. Привет, Харон. Пароль:
Тетраграмматон...
Туда и поместили N: "Я умру от духоты" - нет стен, нет дверей, нет пола и
нет потолка. Угадай, что это?
Правильно... человек на своём истинном месте. Здесь не было запахов, но
зато стояла духота. "Господи же, воздуха живого глотка бы..." Потому что надо
сказать, так ловко была реконструирована тюрьма, что в дворовой воняло
сортиром, в парфюмерной - дворовой, а в инквизиторской - духами Магов. И
только в Каморке Обскура пахло духотой; тут просто сдавливало мозги - и не
дыши, не думай, спи себе - блаженство...

В Обскуре висела самая издевательская на свете плакатная надпись - и на
чём, интересно, она висит? На ниточке, свисавшей сверху - "Самоубийство
воспрещается". N висел в маленькой люльке, в детской коляске над миром: он
падал, цеплялся о доску и опять проваливался. И кружилась голова, и цепенело
тело. Но: не наш жанр психологическая проза.
Если бы не врожденный такт и уважение к этикету хозяев, Энн, конечно же,
нашел бы способ покончить с собой: на это у него хватило бы ума и опыта
предыдущих воплощений. Хотя в арифметике он был по-прежнему слаб и как-то
неудачно сходился с женщинами.

"Не могу, делайте со мной всё, что хотите!" "То-то же, подпиши бумажку,
что мы вправе распоряжаться тобой по своему усмотрению". - N подписал.
Начальник сделал садистский жест: губы в трубочку умильно вытянул, и при этом
у него подернулся правый глаз, всегдашний тик тиранов. - "Ну, милый, ничего