"Лео Яковлев. Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества" - читать интересную книгу автора

В моих оценках последних лет жизни Сталина нет ничего личного, хотя
почти все его мерзости в той или иной степени касались еврейского племени.
Переписывание всего мирового научно-технического прогресса на "достижения
русского ума" (хотя учитель нашего вождя - вечно живой Ильич - в задушевной
беседе с великим пролетарским писателем говаривал: "Русский умник почти
всегда еврей или человек с примесью еврейской крови"), борьба с
"космополитами", уничтожение генетиков, объявление "лженаукой" созданной
Винером и его школой новой отрасли знания - кибернетики - и прочие "подвиги"
потерявшего свой разум марксиста, подготовившие условия для "великих
открытий" типа "зарождения жизни" в грязной колбе - все это были не просто
смешные для мыслящего человека случайные происшествия. Это были прорывы в
невежество, заложившие фундамент отрицательного отбора и вытеснения
специалистов сначала из науки и техники, а потом и из страны.
В бумагах Пушкина, как известно, сохранился набросок, посвященный
личности и судьбе Екатерины Великой:
Мне жаль великия жены, Жены, которая любила Все роды славы: дым войны И
дым парнасского кадила. Мы Прагой ей одолжены, И просвещеньем, и Тавридой, И
посрамлением Луны, И мы... прозвать должны Ее Минервой, Аонидой. В аллеях
Сарского села Она с Державиным, с Орловым Беседы мудрые вела - С Делиньем, -
иногда с Барковым. Старушка милая жила Приятно и немного блудно, Вольтеру
первый друг была. Наказ писала, флоты жгла, И умерла, садясь на судно. С тех
пор ... мгла. Россия, бедная держава, Твоя удавленная слава С Екатериной
умерла.
Я привел эти неограненные строки полностью, чтобы можно было оценить
сходство судеб и образов, и гендерная сущность прототипа здесь особого
значения не имеет, поскольку есть и "все роды славы", и любовь к "дыму
войны", и поэтические опыты "у парнасского кадила", и территориальные
завоевания, и умные беседы с отечественными и зарубежными интеллектуалами, и
"наказы"-приказы-постановления, и блуд, коего мы, может быть, еще коснемся,
и даже смерть "садясь на судно", до которого наш вождь так и не успел
добежать (успела ли добежать матушка-императрица?), и есть некоторая,
немалая часть советского народа (об этой "части народа" будет идти речь в
следующей главе), считающая, что слава России была удавлена и умерла вместе
с вождем.
Мне в 53-м тоже было жаль "великого мужа", хотя я отлично понимал, что
его уход после и без того затянувшейся на годы агонии был на благо не только
еврейским врачам и прочим евреям, собиравшим уже свои бебехи, чтобы
грузиться в теплушки, но и всему человечеству, ибо никому не дано было
знать, что натворит сумасшедший старик с ядерным оружием в трясущихся руках.
Это похуже, чем обезьяна с гранатой. Но я помнил, как Иван Майский еще до
того, как ему нашли во внутренней тюрьме Лубянки время и место для написания
мемуаров, рассказывал при мне о том, как Сталин перед встречей с
англичанами, когда немцы еще были не так далеко от Москвы, дал ему,
Майскому, листок (мне почему-то запомнилось, что листок был из школьной
тетрадки) с предложениями по послевоенному переустройству Европы. Это был
ход великого, мужественного и уверенного в себе человека. И этого человека
время и болезни превратили в борца с "безродными космополитами" и мракобеса!
Но вот его начищенные сапоги исчезли из нашего супа, на стенах
появились портреты других правителей и вельмож. Пришло время сравнивать. На
одной из "встреч" времен "перестройки" я спросил освободившегося из