"Лео Яковлев. Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества" - читать интересную книгу автора

Тем не менее, случай с Саакадзе я запомнил не как проявление личной
"диссидентской" доблести, а по причине угрызений совести. Дело в том, что на
распределении перед окончанием института мне, не имевшему ни единой четверки
в матрикуле, не только не дали, как положено, права первоочередного выбора
направления на работу, но и стали насильно совать какой-то объект в тех
краях, где вожди когда-то из искры разжигали пламя. Я не стал сдерживать
эмоций. И когда ректор поинтересовался, что все-таки мешает мне принять это
назначение, я сказал, что у меня нет никого, кроме больной туберкулезом
матери (это было правдой), и везти ее в те благодатные края я не могу. И тут
вдруг подскочил Саакадзе со словами:
- Но там же очень здоровый континентальный климат, благоприятный для
лечения туберкулеза.
Это был май 1956 года, и я немедленно задал ему вопрос, уже не
содержавший никакой опасности для спрашивающего:
- Это вы, наверное, в краткой биографии Джугашвили вычитали?
Саакадзе побледнел и молча покинул ректорский кабинет.
Вот за это потом меня стала мучить совесть, потому что я понимал, что
после нашего первокурсного разговора он не сделал мне ничего такого, что
сделать мог, а может быть, даже был обязан сделать по их "тайным" правилам.
В студенческие годы я не отличался примерным поведением, пил,
участвовал в дебошах, не конспектировал, а иногда и просто не слушал лекций,
играя с приятелем в шахматы на заднем столе. А мне дали закончить институт,
да еще с красным дипломом.
- Что-то с вами было не так, как с другими, а что именно - никто не мог
понять. Вам почему-то все сходило с рук, хотя все было известно где
положено, и даже такой смертный грех, как выпуск издевательского рукописного
журнальчика, обошли своим вниманием компетентные люди. Мы, откровенно
говоря, были почти уверены, что вы - провокатор и побаивались вас, и только
ставший известным скандал с вашим назначением несколько поколебал наши
убеждения, так как всем было известно, что со "своими" "они" так не
поступали, - так спустя много лет пытался мне объяснить мои "странности"
один из моих институтских учителей - милый старик Рубинштейн, царство ему
небесное.
Так это, вероятно, выглядело со стороны, но я никогда не заботился о
своем имидже, и только воспоминание о моем издевательском вопросе с
упоминанием Джугашвили, заданном парторгу Саакадзе на выпускной комиссии,
слегка жгло мою память как своего рода "несимметричное" действие по
отношению к человеку, не использовавшему свои возможности, чтобы мне
навредить, хотя мог.
Много лет спустя я попытался хотя бы частично искупить этот свой грех.
Дело в том, что доктором-профессором Саакадзе, несмотря на свою партийную
активность, так и не стал, а пришло время, когда некогда солидные
преподавательские заработки утратили былое содержание и "доценты с
кандидатами" бегали по городу, добывая работы для научно- исследовательских
секторов своих институтов, чтобы прибавить к своему содержанию еще полставки
или что-то вроде этого. Формирование таких заказов входило тогда в круг моих
возможностей, и я постарался, чтобы одна из не очень нужных тем досталась
Саакадзе, что, однако, не вполне успокоило мою совесть.
Героями рассматриваемых случаев были люди брезгливые, которым не только
добровольное стукачество, но даже само общение с "референтами из органов"