"Лео Яковлев. Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества" - читать интересную книгу автора

которые могут возникнуть у некоторых людей по прочтении этой цитаты, он
ответственности не несет.)
Я достоверно не знаю, как вербовались агенты и осведомители-шпионы в
императорские времена, но имею представление о том, как это делалось в
совковое время. Конечно, были человеческие особи, с детства мечтавшие
"служить народу" именно таким образом. Но эти не в счет. Займемся нормальным
человеком. Он никогда и нигде не был "в первых рядах", не коммунист и даже
не еврей. Не выходя из массы, получил образование и добросовестно трудился
лет десять-двадцать, находясь на хорошем счету, но не состоял в кадровом
резерве "на выдвижение". Он из тех, про кого в характеристиках писалось
"морально устойчив" (секса-то в стране не было, были отдельные совковые
случки, особенно при массовых выездах на колхозные поля), политически
грамотен и т.д. и т.п.
И вдруг, как любил писать Достоевский, ему "выделяют" туристическую
путевку в Румынию. Совковый туризм в отличие от тайного секса всегда был
групповым, и группы эти старались формировать так, чтобы их участники в
своем большинстве не знали друг друга. Перед отъездом нашего героя
приглашают в кабинет директора. Но сидит там не директор, а незнакомый
человек с приветливым и добрым лицом и усталыми глазами, в безукоризненно
(по тем временам) сшитом костюме. Он поднимается и с милой улыбкой идет
навстречу входящему, протягивая ему руку, и обращается к нему по
имени-отчеству, а потом усаживает, стараясь, чтобы гостю было комфортно, и
сам садится напротив. В общем получаются "эти глаза напротив". Секретарша
директора вносит чаек, и временный заменитель директора начинает задушевную
беседу примерно с такой тирады:
- Мы (кто такие "мы" не уточняется) вас знаем давно как надежного
работника и примерного семьянина, и там, куда вы едете, вы непременно будете
своего рода образцом настоящего простого советского интеллигентного
человека, но люди бывают всякие - вы это хорошо знаете, и, приближаясь к
границам нашего социалистического мира, они ведут себя по-разному. В общем,
что мне вам, умному человеку, объяснять: за всем нужен глаз, да и уши
пригодятся. Вы, по нашему мнению, один из тех, кто может личным примером и
дружеским намеком сгладить шероховатости и удержать кого-нибудь от ненужных
поступков, а потом, конечно, рассказать обо всем, что видели и слышали, нам,
грешным, а мы уже будем думать, как помочь этому слегка оступившемуся
человеку.
Тихая и спокойная речь "товарища из органов" убаюкивала совесть, но
спать нашему герою совсем не хотелось. Он, опять-таки - вдруг, понял, что
для него наступает личный момент истины. Он понимает, что занять гордую
позицию типа: "никогда Воробьянинов...", здесь не получится. Бессмысленно
также ссылаться на больную тещу. Нужно было думать, но думать очень быстро,
а в его воображении, как в воображении умирающего от смертельного ранения
севастопольского офицера времен Крымской войны, пронеслась вся его жизнь. Но
не прошлая, как в сочинении Льва Толстого, а будущая:
Вот он съездит в Румынию и доложится этому милому "куратору" обо всем
виденном и слышанном, может быть, даже "напишет оперу". А потом? Как он
будет смотреть в глаза друзьям? Более того, "эти" могут потребовать, чтобы
он писал оперу и обо всем, что обсуждалось на его кухне и на кухнях его
друзей во время дружеских застолий и т.д., и т.п.
Но, допустим, что он придумает сейчас какой-нибудь жалкий предлог и