"Лео Яковлев. Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции " - читать интересную книгу автора

поиск сокровищ, я даже на миг подумал, что этот мешок Абдуллоджон вынул из
тайника в склепе, увидев, что мы туда идем, но сразу же отверг эту мысль,
поскольку одноногий и тяжеловатый Абдуллоджон не мог пройти так, чтобы мы
его не заметили, да еще и обогнать нас. Кроме того, мы сами не знали, куда
забредем.
Мой внимательный взгляд Абдуллоджон истолковал иначе.
- Не торопись! - сказал он. - Это все будет ваше с Сотхун-ай...
Он, вероятно, и мысли не допускал, что моя мать может когда-нибудь
живой вернуться из России, представлявшейся ему филиалом преисподней, и
забрать меня у него.


VII


Но это чудо все-таки произошло. Примерно год спустя моя мать, живая и
даже не особенно похудевшая, появилась на нашем подворье, и рассказала, что
отца выписали из госпиталя инвалидом и пристроили там же на работу. Какое-то
приемлемое занятие, кажется, в том же госпитале, нашла и она. И вот теперь
пришло время нам всем собраться в Оренбурге и там ожидать возможности
вернуться в родной для нас всех Энск.
Мать долго и горячо благодарила Абдуллоджона, поскольку меня она нашла
выросшим и возмужавшим, чему немало способствовали, вероятно, и мои игры с
Сотхун-ай, ну а то, что временами мне самому приходилось быть девушкой со
спины, не оставило на мне никакого заметного следа. Впрочем, никакие
подробности мою мать не интересовали. Я был жив, и это было главное, а в
остальном она была готова к формуле "были бы кожа да кости, а мясо
нарастет", а тут, кроме костей и кожи, явно ощущалось еще кое-что.
Она переночевала с нами на женской половине. Мы скромно расположились в
разных углах комнаты, но увидев красоту Сотхун-ай, ее рвущиеся сквозь
бесформенный балахон полные плечи, твердые груди и округлую попку, она
замерла, и как-то тускло спросила меня:
- И вы все время жили тут вместе?
- Да, - с невинным удивлением, мол, а что тут такого, сказал я.
Она подошла к Сотхун-ай, стоявшей с потупленным взором, как я стоял
перед щупающими мою задницу гостями Абдуллоджона, обняла ее и поцеловала,
сказав "рахмат" за сына, но я понял, что ей хотелось своими руками потрогать
мою радость, и ее руки, скользнув по тонкой талии и бедрам Сотхун-ай, все
поняли. Сотхун-ай, правда, была в тот день не в форме - с утра ее
подташнивало, и на ее лице, каждый миллиметр которого я знал наизусть, я
увидел какое-то едва заметное на ее смуглой коже пятно. Мать, конечно,
ничего этого не знала, и ощупав ее, как кобылицу молодую, и сделав для себя
какие-то выводы, углубилась в мысли о предстоящей дальней дороге - деле в те
годы очень не простом. И потом, когда мы уже были в Оренбурге, и еще потом -
до конца своей жизни она ничего у меня о пребывании у Абдуллоджона не
спрашивала и ни словом об этом моем незабываемом годе никогда не
обмолвилась.
Я же поначалу тосковал о Сотхун-ай, но потом другие приключения и
привязанности заслонили ее прекрасный облик, и живая память о ней
сохранилась где-то в глубине моего сердца, чтобы сейчас обнаружить себя