"Елена Яковлева. Блефовать, так с музыкой" - читать интересную книгу автора

углу швабру, с грохотом опрокинула ее на пол, подняла и снова прислонила к
стене... Боюсь, что великий и могучий русский язык не предусмотрел слов,
подходящих для описания обуревавших меня в тот момент страстей.
- Значит, письма мои очень трогательные? - уточнила я срывающимся
голосом и подошла к окну, за которым беспечно звенели трамваи. - А-а... А
как вы находите мой стиль? Ну, всякие там метафоры и гиперболы?
Черт побери, я имела полное право негодовать. Потому что для
голубоглазого майора мои письма к Парамонову были всего лишь вещественными
доказательствами, или, как там они говорят, - вещдоками, а для меня -
осколками розовых очков, которые никому и никогда не склеить. Нет такого
средства, технический прогресс до этого не дошел. Космонавты на земную
орбиту летают, как к себе на дачу, а состав для склеивания разбитых
розовых очков все еще не изобретен. Не сомневаюсь, тому, кто его откроет,
Нобелевская премия автоматически обеспечена. Впрочем, это так, лирическое
отступление.
Майор Сомов нахмурился, а его незабудковые глаза потускнели, он
рассеянно поправил носком ботинка завернувшийся край недочищенного мною
ковра и вздохнул:
- Я вас понимаю, уважаемая Галина Антоновна, это очень неприятно,
когда посторонние читают твои письма, но что же делать? Работа у нас такая.
Ну вот, он уже повторяется. Я махнула рукой:
- Ладно, задавайте свои вопросы. Уговаривать его не пришлось.
- Когда вы в последний раз видели Парамонова?
- Вам точную дату? - хмыкнула я. - Боюсь, точной даты я вам не скажу.
Давно это было, десять лет назад. Кажется, весной, в мае.
Если честно, я кривила душой. Наша последняя с Парамоновым встреча
против моей воли врезалась мне в память, я бы и желала ее забыть, ан нет.
Совсем неромантичное было рандеву, по большому счету. Мы стояли в
подворотне возле университетского общежития, я крутила пуговицу на его
куртке и шмыгала носом, Парамонов смотрел поверх моей головы куда-то в
туманную даль, автомобильные выхлопы забивали нежный запах сирени, а еще
где-то поблизости какой-то неумеха нещадно рвал струны гитары. Господи,
какая живая картинка, даже страшно! Уж лучше не вспоминать.
- А в этот раз?
- Что? - Я с трудом вернулась в реальность.
- Ну вы же встретились в этот его приезд?
- С чего вы взяли? - я дернула плечом. - В этот раз мы так и не
встретились. Была только записка в почтовом ящике.
Взгляд доброго молодца стал жестким, как у волкодава:
- Где эта записка?
- Тю-тю! - С помощью ладони я изобразила неудержимый полет ласточки
над землей и торжествующе объявила:
- В мусоропроводе!
Странные вопросы задает этот майор, где же ей еще быть, записке от
бросившего меня любовника? В мусоропроводе и только в мусоропроводе!
- Жалко, - опечалился добрый молодец. - Может, хотя бы припомните,
что в ней было написано?
- Может, - согласилась я и наморщила лоб, вроде как усиленно
вспоминая. А что там было вспоминать, когда я злосчастную записку наизусть
вызубрила. Только не желала это демонстрировать, а то майор, начитавшийся