"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

из Таллина и один из Вильнюса. Все прибывшие по нашим представлениям были
одеты как "короли": прекрасные костюмы, ботинки, пальто. Очень быстро они
были приведены в надлежащий вид. Им, например, продавали мешочки с сахаром,
в которых сахар был только сверху, а под ним находился речной песок.
Прибалты были очень доверчивыми людьми, не привыкшими к надувательству.
Через месяц они все ходили в лагерном обмундировании третьего срока и
ползали по помойкам. Помню, как секретарь президента Литвы, обессилев, не
мог выбраться из мусорного ящика, куда он залез за тухлыми рыбьими головами.
В октябре месяце всем прибалтам объявили решение ОСО: каждый из них был
осужден на 10 лет. Обвинение у всех было одно - КРД. Особо разговаривать мне
с ними не приходилось, но я помню, что они презирали русских за бескультурье
и нищенскую жизнь. Насчет культуры вопрос спорный - не только прибалты, но и
многие представители западной интеллигенции, попадавшие к нам в лагеря,
оказывались гораздо менее образованными, чем представители русской
интеллигенции.
Так как было очень холодно, эстонцы, караулившие каптерку, бегали
греться каждые 5 минут в контору. Миша сделал слепок с замка и изготовил
ключ; когда сторожа уходили, мы выскакивали, открывали замок, и кто-то один
залезал в каптерку. Другой его закрывал, а минут через 15, когда сторожа
опять уходили, дверь открывалась, и из каптерки выносились вещи. Старались
брать, главным образом, телогрейки, валенки, простыни, все новенькое -
первого срока. Затем мы все упаковывали в мешки и относили на вахту. Вахтер
рассчитывался с нами хлебом, мясом, махоркой и сахаром. Оплата была
мизерная: за две новых телогрейки, пару валенок и три простыни он давал
буханку хлеба, полкилограмма мяса, две пачки махорки и кусочков пять сахара.
Как-то раз он нам принес спирту. Каптеров, заявлявших о недостаче, снимали с
работы. Так прошло два месяца.
К нам в зону изредка приходили женщины на прием к врачу. Обычно это
были воровайки. Мишка крутил с ними "романы", а я от них сбегал.
Чем мог, я помогал Сергею Федоровичу, потому что находился в гораздо
более благоприятном положении. Его гоняли в лес за несколько километров, но
он уже еле-еле ходил, а, значит, и не мог пилить. Он занимался "лечением"
баланов (бревен): имея два флакончика с химическими жидкостями, отмывал
приемные метки и потом сдавал эти бревна, как будто спилил их сам. Нужно
было выполнить хотя бы 20 % нормы, чтобы получить 450-граммовую
"гарантийную" пайку.
К весне меня отправили на комендантский лагпункт Карелино. Там
положение было еще хуже: из 2000 человек на работу ходило всего только
человек сто. Каждый день умирало от 10 до 20 человек. Живые разлагались на
глазах.
Всю зиму нас мучили вши. Никакие прожарки и бани не могли их вывести.
Мы избавлялись от них, снимая рубашку и кальсоны и держа их над раскаленной
печкой. По три-четыре раза в день мы поджаривали до сотни жирных
"бекасов"46. Весь день мы чесались, это была жуткая пытка.
С первых дней войны большинство осужденных по 58-ой статье подавали
заявления на фронт, но ответа на них не получали. Людей, отбывших пятилетние
сроки, задерживали в лагерях по формулировкам "до особого распоряжения" и
"до окончания войны". Сроки у них окончились, в основном, в 1942 году, но
досидели они до 1948 года.
Один из французских коммунистов написал несколько заявлений на фронт;