"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

основном, березу и выпиливали из нее лыжную болванку, ружьевую болванку и
ствольную накладку. Военное ведомство лицам, выполнявшим норму на этих
ассортиментах, добавляло к пайке сто грамм хлеба и одну пачку махорки в
неделю. И хотя к этому времени уже стали варить жидкие супы и давать немного
каши, голодным зэкам ничего не помогало. Норму никто не выполнял. Богатыри -
грузины и кубанцы - превратились в еле передвигающихся доходяг. Если до
войны платформу со стройлесом грузили до обеда четыре человека, то сейчас ее
грузили сто человек в течение всего рабочего дня. Люди умирали - на работе,
в зоне. На всех историях болезни значилось "АД-2" (дистрофия) и "ББО"
(безбелковые отеки).
Наступила зима. Однажды мы проснулись и увидели, что около зоны стоит
большой эшелон. Обычно так доставляли этап. Но никого не высаживали.
Конвоиры бегали по зоне и искали людей, которые могут управлять лошадьми.
Наконец, собрали бригаду и под конвоем повели на конюшню. Там запрягли - кто
волокуши, кто сани. Всю эту кавалькаду подогнали к эшелону.
Стали открывать двери. В вагонах лежали люди. Этап пришел из ББК.
Женщины с Медгоры43 двигались сами, мужчины ходить не могли. В каждом
мужском вагоне на 40 человек было по 5-6 мертвецов. Где-то около Череповца
штабной вагон этапа был разбомблен, и все личные дела зэков погибли, так что
люди, которых привезли, формально не имели срока и записывали свои данные
сами. Этап шел около двух месяцев. Сначала им выдавали по кружке муки, а
последние десять дней совсем не кормили. Когда люди на станциях кричали о
помощи, конвой стрелял по окнам, заявляя, что везут фашистских предателей.
Мужчин вывозили на лошадях; живых - в зону, мертвых - на лагерное кладбище.
Тогда я и попал в бригаду, которая рыла могилы. Рытье было примитивным: мы
жгли большие костры, потом разгребали талую землю. В образовавшиеся большие
ямы сваливались трупы (по 15-20 человек). Еще исполнялись старые традиции -
каждому умершему вешали на ногу деревянную бирку с выжженным на ней номером.
Как-то раз около нашей биржи остановился эшелон эвакуированных.
Перевозили какой-то завод с Украины. Тут же стояли станки, около станков
сбитые наспех домики, где ютились люди. Мы с ними переговаривались. Они нам
кидали хлеб, табак, сахар. Эвакуированные с удивлением спрашивали:
- А кто вы такие?
- Заключенные.
- Не может быть. У нас всех освободили, как раз перед подходом немцев.
Кто-то из наших с иронией смертника пошутил:
- Ну, когда сюда немцы подойдут, может быть, и нас освободят.
Как впоследствии выяснилось, эвакуированные были не совсем правы. Мне
достоверно известно, что при подходе немцев, например, в Белоруссии конвой
расстреливал политических в лагерях и тюрьмах - прямо в камерах. Так,
например, было в Минске.
В конце октября к Сергею Федоровичу приезжала на свидание жена.
Свидания не дали, но старший надзиратель устроил ему "по блату"44 встречу на
бирже во время работы. К тому времени Сергей Федорович походил на скелет,
обтянутый кожей, и те 15 килограмм съестного, что привезла жена, были каплей
в море. Пришел он со свидания совершенно убитый: жена рассказала ему о
событиях 16 октября в Москве. Это был страшный для Москвы день. Разнесся
слух, что Сталин и другие члены правительства покинули город. Тогда все, кто
мог, ринулись на вокзалы и пешком по шоссейным дорогам. А в это время на
Лубянке летел пепел сжигаемых бумаг, грабили магазины и склады.