"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

Николаева снимал Фомин. Николаев на первом допросе ничего не говорил, а
только просил, чтобы передали его жене и матери два конверта, в которых было
по пятьсот рублей, изъятых при обыске в его квартире. Была еще какая-то
записка к его жене, о содержании которой Фомин упорно не рассказывал. Поздно
вечером прилетел, кажется, Агранов и сразу же отстранил Фомина от ведения
следствия. Еще Фомин говорил, что Николаев все время плакал и его рвало. До
этого он выпил много пива - это было установлено экспертизой. Я также
слышал, что на первом допросе в присутствии Сталина, который вместе с
Молотовым и Ворошиловым прибыл в Ленинград 2 декабря, Николаев, обращаясь к
кому-то из присутствовавших, кричал: "Вы же мне обещали..." В это время его
ударили рукояткой пистолета по голове.
В Москве я беседовал с уже исключенным из партии, но не разжалованным
членом Военной коллегии Верховного суда - Батнером, который был в составе
коллегии, судившей Николаева. Батнер лично вручил Николаеву обвинительное
заключение перед судом. Он говорил, что Николаев был единственным человеком
на процессе, который признавал себя виновным и оговаривал других. Все
остальные не признавались и даже утверждали, что они не знакомы с
Николаевым. Я спросил у Батнера: "А не думаете ли вы, что Николаев был
подставным лицом?" Он удивился моему вопросу и ответил: "Я никогда об этом
не думал. Но поведение Николаева даже тогда вызывало у меня удивление. Он
держался довольно спокойно на суде и говорил очень много".
Заодно передам все, что говорил Батнер и по другим вопросам.
Он рассказал, что суд над моим отцом и другими проходил на третьем
этаже здания военной коллегии, где сейчас помещается городской военкомат.
Батнер был секретарем на этом суде. Всем командовал Фриновский, заместитель
Ежова. В зале сзади подсудимых стояли два кресла, в них сидели начальник
генштаба Егоров и начальник военно-морских сил Орлов (которого на следующий
день после суда арестовали). Все здание, а также зал, охранялись военными с
винтовками. В зале находились еще человек десять командиров высокого звания.
Кто они такие, он не помнит. Суд шел гладко. Каждому из подсудимых задавали
два-три отвлеченных вопроса. Задавал вопросы один Ульрих, председатель
Военной коллегии Верховного суда, советуясь с членами Особого присутствия
только для формы. Ими были Буденный, Дыбенко, Шапошников, Блюхер, Алкснис,
Каширин, Белов и Горячев. (Горячев, командир конного корпуса им. Сталина,
застрелился через несколько дней после суда.)
Во время суда было только две заминки. Одна - когда Блюхер, ссылаясь на
болезнь живота, попросил разрешения уехать. К нему приехали домой, чтобы он
подписал приговор. Вторая произошла после вопроса Шапошникова Уборевичу:
"Иероним Петрович, а может быть, плохая защита Пинских болот была
преднамеренной ловушкой для немцев. Вы хотели их заманить и окружить?"
Ульрих цыкнул на Шапошникова и велел Уборевичу не отвечать. Моего отца, по
словам Батнера, спросили: "Знали ли вы о том, что офицер, приставленный к
вам во время учебы в Германии, был сотрудником немецкой разведки?" Отец
ответил, что он в этом не сомневался, но сведения получал не офицер у него,
а он у офицера.
Перед концом судебного заседания мой отец потребовал, чтобы на суд
пригласили Сталина, так как он считал, что Сталин ничего не знает. Примаков
бросил ему в ответ реплику, что Сталин не только все знает, но даже все это
организовал.
Суд длился около четырех часов. После зачтения приговора осужденные