"А.П.Ксендзюк. Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания" - читать интересную книгу автора

соответствующем разделе.)
И все же у постороннего наблюдателя остается странное ощущение, которое
не может замаскировать даже самый виртуозный сталкер. Это ощущение
неуверенности, неопределенности и потому загадочности. Подобное отношение к
себе формирует толтек, который специально занят стиранием личной истории. Но
если "стирание личной истории" как упражнение нацелено на манипуляцию
семантикой и культивирует когнитивную неопределенность (о чем еще будет
сказано), то высокая степень безупречности непосредственно влияет на
характер энергообмена в процессе коммуникации. В результате соплеменники
испытывают бессознательную растерянность, так как не могут найти нишу,
определяющую статус безупречного воина. Ведь человек, достигший
безупречности, - никакой. Он перестает принадлежать социальному контексту, и
любое взаимодействие с ним энергетически неадекватно.
То же самое, но в еще более острой форме чувствуют сами воины. Только в
общении с себе подобными, такими же бесформенными и безупречными существами,
они испытывают естественный резонанс энергий. Контакт с обычными людьми
оставляет их бесчувственными, поскольку они видят, что нормальный тональ
построен на миражах и условностях. ("Вот он - настоящий, - сказал Хенаро,
кивнув в сторону Хуана Матуса. - Только он один. Только когда я с ним, мир
становится реальным". Эта фраза из "Путешествия в Икстлан" не поэтическая
метафора и не преувеличение. Это факт нового отношения, вырастающего из
безупречности.)
Однако характерная отстраненность от человеческого мира вовсе не
приводит к эмоциональному оскудению. Эта фраза - вовсе не попытка с помощью
красивых и туманных пояснений защитить воинов от обвинений в холодности.
Сама форма энергетического тела, претерпевшего изменения в процессе практики
безупречности, делает человека чувствительным к широкому диапазону сенсорных
сигналов. Фронтальная пластика кокона, потеряв существенную часть
напряжений, в большей степени реагирует на давление эманаций.
Чувствительность теряет жесткую структуру, но приобретает объем. Поскольку
обычный человек почти целиком настроен на контакты социального характера, он
блокирует лишнюю активность. В результате он сфокусирован на узкой полосе
переживаний, характерных для социального мира. Именно это делает его
определенным, однозначным элементом "социальной сети". Для соплеменников он
принадлежит к сфере известного. Если же чувствительность расширяется (как
это происходит в процессе безупречности), то человек начинает воспринимать
все больший и больший объем сигналов из экзистенциального поля, не имеющий
отношения к миру человеческих взаимодействий. Он иначе слышит шум ветра,
иначе видит окружающие ландшафты и даже трещины на асфальте, испытывает
новые чувства при совершении любых действий - гуляя в лесу, сидя за рулем
автомобиля, гладя кошку и т. д. Собственно "человеческое" в этом большом
мире ощущений оказывается совсем крохотной областью, и потому теряет былое
значение. Кроме того, следует учитывать качественное различие между
социальными эмоциями и чувствами, порожденными Реальностью. Будучи
результатом замкнутого описания, социальные эмоции весьма ограничены. Они
бесконечно повторяют сами себя. На фоне непрерывно меняющегося
мира-вне-человека эти чувства воспринимаются как бесконечно вторичные,
давным-давно исчерпавшие себя, а потому навевают скуку и тоску.
Воин на собственном опыте открывает печальный факт, который раньше
казался просто нигилистической максимой: социальный человек неинтересен.