"Джон Уиндем. Кукушки Мидвича" - читать интересную книгу автора

главном предмете в комнате - большом, обитом кожей, письменном столе,
за которым Зеллаби создавал свои труды.
Разглядывая книги, Алан подумал о том, не выбрал ли он слишком
неподходящее время для визита - судя по всему, именно сейчас Зеллаби
вынашивал замысел очередного произведения, чем и объяснялась его
некоторая рассеянность.
"О, он всегда такой, когда что-то обдумывает, - объясняла
Феррелин. - Он словно отключается. Иной раз уйдет на прогулку, и
забредет так далеко, что сам не может понять, где находится, и звонит
нам, чтобы прислали машину... ну, и так далее. Немного утомительно, но
все приходит в норму, как только он начинает писать. Тогда надо только
следить, чтобы он вовремя поел и все такое."
Обстановку комнаты - удобные кресла, приятное освещение, толстый
ковер - Алан воспринял как практическое воплощение взглядов ее хозяина
на безмятежную жизнь. Он вспомнил, что в книге "Пока мы живы" -
единственной книги Зеллаби, которую он читал, - автор расценивал и
аскетизм, неумеренность равно как проявления неприспособленности к
жизни. Алан помнил, что книга была интересная, но довольно мрачная;
автор видно забывал, что новые поколения, как правило, и динамичнее, и
дальновиднее своих предков.
Наконец, музыка стихла. Зеллаби, нажав кнопку в подлокотнике
кресла, выключил проигрыватель, открыл глаза и взглянул на Алана.
- Надеюсь, вы меня извините, - сказал он. - Мне кажется, что
музыку Баха нельзя прерывать. Кроме того, - добавил он, поглядев на
проигрыватель, - мы никак не можем окончательно привыкнуть к этим
новшествам. Становится ли искусство музыканта менее достойным уважения
оттого лишь, что он каждый раз не исполняет свою музыку сам? Что есть
вежливость? Должен ли я считаться с вами, или вы со мной, или мы оба
должны считаться с гением - пусть даже давно умершим? Никто нам этого
не скажет, и мы никогда этого не узнаем. Мир книжного этикета
рассыпался в прах еще в конце прошлого века, и с тех пор нет правил,
которых стоило бы придерживаться, имея дело со всеми этими новыми
изобретениями. Нет даже правил, которые личность могла бы нарушить,
что само по себе является ударом по свободе. Довольно грустно, вам не
кажется?
- Да, - сказал Алан, - я...
- Хотя, имейте в виду, - продолжал Зеллаби, - даже само
существование подобной проблемы всерьез не воспринимается. Истинное
дитя нынешнего века мало интересуется серьезным изучением этих
новшеств, оно просто хватает их, как только они появляются. И только
когда мы сталкиваемся с чем-то действительно крупным, то начинаем
осознавать проблемы, которое оно создает для общества, а потом, вместо
того, чтобы искать компромис, начинаем требовать простого, но
невозможного выхода - закрыть открытие, запретить, - как это было с
атомной бомбой.
- Согласен. Я только...
Мистеру Зеллаби ответ Алана показался недостаточно пылким.
- Пока вы молоды, - понимающе сказал он, - беззаботны, не думаете
о будущем, до тех пор в жизни есть нечто романтическое. Но,
согласитесь, в нашем сложном мире это не лучший образ мыслей. К