"Вирджиния Вулф. Пятно на стене" - читать интересную книгу автора

Кентерберийским следует лорд-канцлер; за лорд-канцлером следует
архиепископ Йоркский. За каждым кто-то следует, такова философия по
Уитакеру; и как чудесно знать, кто за кем следует. Уитакер знает, и пусть,
советует Природа, это утешает тебя, а не возмущает; если же для тебя в
этом нет ничего утешительного и ты непременно должна нарушить свой
блаженный покой, то думай о пятне на стене.
Я понимаю уловку Природы - она советует действовать, чтобы
избавиться от мыслей, чреватых волнением или болью. Отсюда, наверное, то
лёгкое презрение, с каким мы относимся к людям действия, к тем, кто, по
нашим представлениям, никогда не размышляет. Всё же нет ничего плохого в
том, чтобы покончить с неприятными мыслями, рассматривая пятно на стене.
В самом деле, теперь, когда взгляд мой прикован к пятну, мне
кажется, я ухватилась за спасительную соломинку; я испытываю приятное
чувство реальности, и оба архиепископа вместе с лорд-канцлером обращаются
в бледные тени. Наконец твёрдая почва под ногами. Так, очнувшись от
ночного кошмара, торопишься зажечь свет и лежишь без сна, дрожишь,
благословляя комод, благословляя стабильность, благословляя сущее,
благословляя неодушевлённый мир, свидетельство того, что есть некое иное
существование, не похожее на наше. Вот в чём каждый хочет быть уверен...
Лес - как прекрасно о нём думать. Он начинается с дерева, деревья растут,
и мы не знаем, почему они растут. За годом год они растут, не замечая нас,
на полянах, в лесах, по берегам рек - об этом хочется думать. Под
деревьями коровы обмахиваются хвостами в жаркий полдень; от листвы вода в
реке кажется такой зелёной, что удивляешься, почему не стала зелёной
болотная куропатка, искупавшаяся в реке. Мне хочется думать о рыбке,
трепещущей в речной стремнине как флажок, который полощется на ветру; о
водяных жуках, которые не спеша возводят на берегу свои круглые жилища из
речного ила. Мне хочется думать просто о самом дереве: сначала на ладони
ощущение сухой древесины; потом завывание бури; томное, сладостное
жужжание шмеля. Мне хочется думать о дереве зимними вечерами, в пустом
поле, вся листва пожухла, и всё безжизненно под луной, лишь высится на
земле обнажённая мачта, она дрожит, дрожит всю ночь напролёт. Каким
громким и странным кажется дереву птичий щебет в июне и каким холодным
прикосновение насекомых, когда они упрямо ползут вверх по складкам коры
или греются на солнце в густой зелёной листве и таращат красные, с
алмазной гранью, глаза...
Одна за другой, под неодолимым холодным напором земли, рвутся
нити, налетает последний ураган, дерево падает, и высокие ветви снова
уходят глубоко в землю. Но и теперь жизнь не кончена; для дерева
начинается множество иных, долгих, бессонных жизней по всему миру - в
спальнях, на кораблях, на тротуарах, в гостиных, где после чая ведут
беседы и курят мужчины и женщины. В дереве бродят светлые, счастливые
мысли. Мне хочется постичь каждую из них, но что-то мешает... Где я была?
Что со мной было? Дерево? Река? Холмы? Уитакерский альманах? Луга
асфоделей? Ничего не помню. Всё мчится, рассыпается, ускользает, не
остаётся и следа... Бесконечное превращение материи. Кто-то наклоняется
надо мной и говорит:
- Схожу за газетой.
- Что?
- Хотя зачем читать газеты... Всё одно и то же. Будь проклята эта