"Вирджиния Вулф. Пятно на стене" - читать интересную книгу автора

английскому сердцу мило всё, что настраивает на меланхолический лад, и,
пройдя по дорожке, мы спокойно думаем о костях, лежащих под дёрном... О
них, должно быть, написана книга. Какой-нибудь археолог раскопал эти кости
и дал им название... Интересно, что за люди эти археологи? Большинство из
них - полковники в отставке, они идут с партиями старых рабочих на вершину
холма, роются в комьях земли и камнях, вступают в переписку с местными
священниками и, вскрывая почту за завтраком, преисполняются сознанием
своей значимости, а чтобы проводить сравнительное изучение наконечников
для стрел, они ездят по всей стране, из одного городка в другой - что
приятно для них и весьма кстати для их почтенных жён, которым надо варить
сливовый джем и наводить порядок в кабинете, и они весьма заинтересованы в
том, чтобы животрепещущий вопрос о происхождении холмов обсуждался как
можно дольше, между тем сам полковник в благостном философическом
расположении духа собирает доказательства в пользу обеих гипотез. В конце
концов он склоняется к мнению, что эти холмы скорей всего стоянка древних
людей; когда же его противники оспаривают этот вывод, он сочиняет памфлет
и собирается огласить его на традиционном заседании местного общества, но
тут его сваливает удар, и последние мысли его угасающего сознания не о
жене, не о детях, а о стоянке древнего человека и о найденном там
наконечнике для стрел, который ныне хранится в местном музее вместе со
ступнёй китаянки-убийцы, горсткой елизаветинских гвоздей, целой коллекцией
глиняных трубок времён Тюдоров, древнеримским черепком и бокалом, из коего
пил Нельсон, хотя так и неизвестно, что же сей наконечник доказывает
фактом своего существования.
Нет, нет, ничего не докажешь, ничего не узнаешь. И если бы мне
пришлось всё-таки встать и удостовериться, что пятно на стене - что же это
могло быть? - на самом деле шляпка огромного старого гвоздя, вбитого в
стену двести лет назад и вот теперь благодаря усердию многих поколений
прислуги выглянувшего из-под слоя краски на белый свет в нашей освещённой
камином комнате, то что я приобрету? Знание? Повод для дальнейших
размышлений? Я могу нисколько не хуже размышлять, оставшись сидеть на
стуле. А что есть знание? И кто такие наши учёные мужи, как не прямые
потомки ведуний и отшельников, которые скрывались в пещерах или лесных
чащах, варили зелье из трав, вопрошали землероек и постигали язык звёзд. И
чем меньше мы их чтим, тем больше освобождаемся от власти предрассудков и
поклоняемся красоте и здравому уму... Да, попробую вообразить себе
блаженный мир. Мир, где покой и простор, широкие поля в красных и голубых
цветах. Мир, где нет профессоров, учёных, экономок, похожих на
полицейских, мир, который мысль разъемлет на части, как рассекает
плавником воду рыба, подгрызая стебли речных лилий, замирая над гнёздами
икринок... Какой покой здесь, внизу, ты в самых недрах мироздания,
проникаешь взором сквозь сероватую воду, пронизанную солнечными бликами,
хранящую в себе бесчисленные отражения, - вот если бы только не
уитакерский альманах - если бы только не иерархические таблицы!
Надо встать и разобраться, откуда же это пятно, что это - гвоздь,
лист розы или просто трещина в дереве?
И снова Природа прибегает к испытанной уловке - к правилу
самосохранения. Подобные рассуждения, предупреждает она, грозят обернуться
пустой тратой сил, даже конфликтом с действительностью, ибо кто смеет
слово сказать против уитакерских иерархических таблиц? За архиепископом