"Шломо Вульф. Обратимый рок" - читать интересную книгу автора

дальнего прибоя, который ворчит где-то по ту сторону мыса, глух перекатывая
камни. Все блаженствуют у костра в тихой прохладе под южными яркими
звездами. Шашлык больше не интересует Фрези. Набросившись с голодухи сначала
на рыбьи потроха, потому на рыбу в любом виде, она поводит своими острыми
ушами, изредка по лошадиному пофыркивая в темноте.
Сытые и сгоревшие на первом солнце, все четверо сидят, кутаясь в
одеяла, но не одеваясь из принципа. Костер потрескивает и окутывает людей
душистым дымом при порывах ветра. "Хорошо-то как, ребята, а!.." - повторяет
Виктор, единственный сегодняшний реальный добытчик. Саша, не считая
собственной собаки, не поймал на свой спиннинг никого. Рита и то гордится
несколькими грибами, найденными прямо у палаток.
"Так какими вы судьбами на Дальний Восток? - спрашивает Виктор, наливая
из фляги уже что-то новое. - Люка говорила, что вы... ты там преуспевающий
ученый, чуть ли не лауреат в своем Ленинграде." "Тут по птицам кто-то
выстрелил, и раздался крик... - неожиданно сказала Рита. - Так говорит
мама." "Антисемитизм? - с доверительной готовностью спросил Виктор. - Тогда
может быть на все плюнуть и в... свою страну? Почему вы все-таки на другом
Востоке оказались?" "Если бы антисемитизм... Я бы понял. Я, как это ни
странно, сам скорее юдофоб, чем юдофил. От слова "фобия" - боязнь. Я
достаточно насмотрелся на разных особо наглых людей. И среди них было немало
евреев. А Восток... тем более "наш" Ближний Восток, от меня пока более, чем
далек. Я бы просто сгорел от стыда и раздражения, если бы поселился среди
тех, кто считает себя настоящими евреями. Мне случилось как-то с ними
столкнуться на конфединцеальных тасовках. Достаточно фальшивая и
экзальтированная публика. Я предпочитаю традиционный советский
интернационализм. В конце концов, евреям никогда в новейшей истории не
давалось столько прав, как "комиссарам в пыльных шлемах" времен Гражданской
войны. Их соплеменники в белой армии были не более, чем едва терпимыми
жидками, а не вершителями судьбы своей родины." "Те из этих героев, - вдруг
тихо сказала Люда, - кто тогда же расстался с интернационализмом в пользу
сионизма и воевал за свободу евреев жить в Палестине, ничуть не меньше
уважали себя и не без основания." "Ты-то откуда знаешь? - поразился Виктор.
- Знаете, Саша, у Люды в Киеве есть дед. Старый большевик, еврей, кавалер
какого-то ордена, полученного от главнокомандующего самой большой армии тех
лет, пятимиллионной Красной Армии - Льва Давидовича Троцкого, между
прочим..." "Так ваш дедушка..." "Между нами говоря, он сейчас сионист,
посещает примерно такие же тусовки, о которых говорите вы, но выносит оттуда
иные впечатления, Саша." "Так что же произошло в Ленинграде?" " Рутина, в
общем-то. Начальство боялось за свою шкуру и не пропустило мой доклад на
международной конференции в Москве. А я в наглую послал тезисы от своего
имени. На их базе мой коллега сделал там доклад от своего и его института
имени. А тема идет только у нас. И все это знают... - Саша задохнулся и с
трудом прокашлялся. Рита, как по-видимому это делала Жанна, положила ему
ладошку на дрожащие на коленях руки. - Тогда мне предложили подписать, как
руководителю темы, что доклад был по моей инициативе. А тему как раз за
неделю до событий засекретили... Короче говоря, я едва избежал суда и
тюрьмы, но вылетел из института без права заниматься своей темой где бы то
ни было, так как лишился соответствующей формы секретности. Преподаю,
подрабатываю учителем математики в школе. Вот собаку завел для снятия
стресса. А самое гнусное, что все вроде бы, в глаза, сочувствуют, а сами