"Шломо Вульф. Право выбора" - читать интересную книгу автора

считает своим долгом сразу показать нам здесь своё я. Вот и вы не
замедлите проявить ваш норов." "Простите, но вы же... зав.кафедрой?"
"Бывший! Нашлись поумнее, поопытнее, пограмотнее! - накалялся с каждым
словом старик. - Но когда вас студенты ставят в тупик, к кому вы бежите,
умники? Правильно, к Вулкановичу! Ефим Яковлевич, скорее скажите, почему
эта кривая уходит вверх, а не вниз после пересечения оси икс? Кстати, а
вот вы-то, как вас там, Юрий Ефремович, знаете, - он стал лихорадочно
рисовать график и чиркать на нём формулы: - Ну-ка, скажите вы, вот почему
эта кривая загибается вот тут вверх, а не вниз, а? А?" Действительно,
почему? - пришибленно думал Юрий. - Должна бы вниз... Но этот тип явно
знает объяснение, иначе не брызгал бы так слюной на свой листик бумаги...
Ну-ну... "Не знаете... - счастливо хохотал старик. - И таких
"специалистов" наш ректор выписывает из столиц только потому, что они из
"престижных" вузов! А я вам вот что скажу, дорогой. С хорошим специалистом
престижный вуз и сам ни за что не расстанется! Сюда может из Ленинграда
приехать только всякая..." - он внезапно осекся и отвернулся к своим
бумагам. Юрий вышел весь в поту. Ну и приёмчик. Как и у проректора
Замогильского. Тот, правда повежливей, но выразил ту же мысль... И с теми
же сварливыми интонациями. И с той же непонятной неприязнью, причем именно
только после того, как ознакомился с пятым пунктом.
"Вы мною недовльны потому, что я, как и вы, еврей?" - неожиданно и для
себя и, тем более, для Вулкановича вернулся на кафедру Юрий. "Да! - после
короткой паузы горько закричал Ефим Яковлевич, наливаясь кровью. - Здесь
было так хорошо, пока сюда не понаехали вдруг евреи со всего Союза.
Проректор - еврей, я, теперь вы. Не считая этого психа Заманского! Знаете,
к чему это приведёт? Нет? К ожесточению изначально нормальных русских
людей против такого засилия и..." "Я вас понял, Ефим Яковлевич. Но вы
по-моему путаете два понятия, хоть и знаете, куда и почему загибается эта
злополучная кривая, а мне предстоит с этим ещё разобраться..." "Интересно,
что же я путаю, какие понятия?" "Еврей и жлоб, Ефим Яковлевич. Еврей может
быть жлобом, как вы, например, тогда ему мешают другие евреи. А может и
радоваться, что живёт среди своих." "А я и так живу среди своих! -
истерически заорал старик, рискуя сорвать голос и лопнуть от гордости. -
Я-то именно среди своих! Представьте себе, для меня свои - русские,
дальневосточники, комсомольчане, эти простые и открытые люди. А тот, кто
хочет жить среди жидов, пусть убирается в свой вонючий Израиль!.."
Последние слова Юрий услышал уже из-за с грохотом захлопнутой двери. Он
опёрся на подоконник и лихорадочно закурил.
А к нему, широко улыбаясь, уже шёл молодой человек, похожий на популярного
киногероя Пал Палыча. "Если не ошибаюсь, вы доцент Юрий Ефремович Хадас? А
я - новый закафедрой Валентин Антонович Попов, прошу любить и жаловать,
как говорится. В мае принял дела у уважаемого Ефима Яковлевича, после двух
десятилетий его бессменного руководства кафедрой и моего десятилетнего
незабываемого удовольствия работать под его чутким научным руководством.
По вашему состоянию я вижу, что... вы меня уже понимаете. Естественно, я
принял кафедру с его кадрами... Так что вам я особенно рад." "Вы где так
загорели, Валентин Антонович? В Крыму?" "Что вы, у нас хоть и Север, но
северные льготы не для преподавателей, и денег на поездку на Запад не
хватает. Обычно мы с семьёй проводим лето на островах под Владивостоком,
но этот отпуск я провёл в... тридцати метрах от Комсомольска!.." "Это как